Шрифт:
Закладка:
Рост торговли, путешествий, мирных связей и первая отправка османских послов в христианскую Европу (практика, начатая в конце XVI в.) привели в XVII и XVIII вв. к феномену «тюркери»[830], при котором картины и гобелены импортировались из Османской империи в Западную Европу; восточная тема возникала и в литературе[831].
После заключения Карловицкого мирного договора 1699 г., положившего конец конфликту между Османами и Габсбургами, европейцы, прежде всего французы, подражали османской моде и вкусам и расширили дипломатические и коммерческие контакты. Это влечение было взаимным. В тот период османский двор испытывал повальное увлечение всем французским, в том числе мебелью эпохи Людовика XV: популярны стали часы, зеркала, стулья и диваны в подобном стиле (особенно пуфы, поскольку раньше было принято сидеть на диванах, представлявших собой мягкие сиденья без подлокотников и спинки). Французским мастерам поручили украсить интерьеры столовой Ахмеда III в гареме во дворце Топкапы. Европейское увлечение османами и открытость османов европейской культуре позволили наладить обмен произведениями искусства и предметами роскоши наряду с коммерциализацией и общением представителей высшего класса; последнее провоцировало появление нового образа мышления.
Гости из Западной Европы, мусульмане, говорящие по-гречески, и греки, говорящие по-турецки, собирались при дворе Ахмеда III, чтобы обсудить естественные науки, астрономию, полезность знаний, натурфилософию и добродетель[832]. Со времен завоевателя Константинополя Мехмеда II двор не наблюдал подобных дискуссий о древних и современных знаниях и не был свидетелем такого количества греков, входящих в число приближенных к султану, – как тех, кто остался христианином, так и тех, кто принял ислам[833]. Среди грекоязычных мусульман была мать Ахмеда III (и бывшего султана Мустафы II), бывшая христианка, Рабиа Гюльнуш (валиде-султан в 1695–1715 гг.); новообращенный критянин и глава тайных врачей Нух-эфенди; дворцовый библиотекарь Эсад-эфенди, уроженец Янины; и историк и исследователь Хусейн-эфенди по прозвищу Хезарфен. Среди греков, говоривших на османском языке, были Александр и Николай Маврокордато, патриарх Иерусалимский Хрисантос Нотарас и историк Дмитрий Кантемир[834].
Ахмед III в те годы разрешил установить первый печатный станок, чтобы выпускать журнал на османском языке.
Редактором был Эсад-эфенди, а во главе дела встал венгр, принявший ислам, Ибрагим Мутеферрика. В основном в издании публиковались исторические труды, грамматики и словари, а также труды по географии. Султан санкционировал переводы ряда французских, греческих и латинских произведений на арабский и османо-турецкий языки. Восхваляя древних за инновации, Мутеферрика выпустил первую работу по картезианской философии на османо-турецком языке – о феномене магнетизма. Великий визирь Дамад Ибрагим-паша заказал телескопы и микроскопы из Франции и проводил во дворце физические эксперименты[835].
Интерес османских греческих мыслителей к переводам и астрономии считается частью первой фазы «греческого просвещения», объединившего греческих интеллектуалов в Османской империи с интеллектуалами в других частях Европы, включая Венецианскую республику и Вену. Однако мало кто из ученых рассматривал его как компонент более широкого «османского просвещения»[836]. Если же мы признаем османов частью Европы, ничто не мешает использовать это выражение, по крайней мере, для описания агностической свободы исследований, разделяемой христианскими и мусульманскими интеллектуалами при дворе Ахмеда III.
Та эпоха запомнилась еще и работой османских художников на европейцев – они создавали альбомы с рисунками костюмов или иллюстрированные эротические руководства. Европейцы приобретали османские рукописи, а также первые хроники. Европейские путешественники также зарисовывали свои наблюдения. Все это циркулировало в разных странах, часто появлялись романы и пьесы, действие которых происходило в Азии и Османской империи. Многие европейские композиторы создавали произведения о жизни в империи. Невероятно популярная опера Вольфганга Амадея Моцарта «Похищение из Сераля» (1782 г.) с хорами поющих янычар продемонстрировала, как жители Центральной Европы представляли себе османов. Пикантные сцены, в которых испанский герой спасает невесту из рабства в («серале») гареме похотливого паши Селима (султана Селима I?), перехитрив злого визиря Ос-мина (Османа?), вызывали у зрителей мысли об османском богатстве, чувственности, великодушии и садистском насилии.
Наряду с тюльпанами, еще одним товаром, символизировавшим культурное распространение досуга и удовольствий, был кофе, импортируемый в Европу почти исключительно из Османской империи в XVI и XVII вв. и голландской колонии – острова Ява в Юго-Восточной Азии – с начала XVIII в.[837] По мере того как кофейни открывались по всей Европе, на витринах магазинов неизбежно появлялись изображения османов в тюрбанах. Например, кофейный дом «У арабского кофейного дерева» (Haus zum Arabischen Coffe Baum, 1720 г.) в Лейпциге может похвастаться размещенной над дверью большой фигурой лежащего турка, подающего чашку кофе Эросу. Это был период, когда Иоганн Себастьян Бах сочинил короткую комическую оперу «Кофейная кантата» (ок. 1735 г.), чтобы привлечь посетителей в кофейный дом Циммермана[838].
Точно так же как произошло с чаем, привезенным из Китая, европейская элита сделала употребление кофе важной частью церемониала. Некоторые кофейни даже предлагали те же услуги, что и османские, включая рассказчиков и поэтов, официантов в «османской одежде», турецкие ковры или подачу кофе с шербетом и табаком. В общественных банях Лондона в качестве освежающего напитка разносили кофе[839].
В некоторых европейских странах бирюза была ассимилирована как важнейший элемент национальной культуры. Национальное шведское блюдо, коттбуллар – это не что иное, как османский кёфте. Союзник османов, шведский король Карл XII (1697–1718 гг.), влюбился в маленькие фрикадельки, находясь в османской Молдавии. Он вернулся с рецептом, но заменил баранину на свинину, а также познакомил северную страну с голубцами и кофе[840].
Наряду с фрикадельками, кофе и тюльпанами Европу покорила восточная музыка. Османские военные оркестры были первыми во всем мире.
Европейская публика в XVII и XVIII вв. приходила в восторг от их нестройных звуков, музыкантов, бивших в тарелки и игравших на рожках. Европейцы создали собственные османские оркестры с усачами в тюрбанах, выступавшие на карнавалах и свадьбах. Триста «янычар» играли на свадьбе принца Фридриха Августа II и Марии Йозефы Австрийской в Дрездене в 1719 г.[841] Армии переняли эту практику, и к концу XVIII в. военные оркестры по всей Европе могли похвастаться барабанами, тарелками, литаврами, тамбуринами и турецкими полумесяцами (звенящими колокольчиками)[842].
Впервые представленные на сцене ткани, мебель (диван, пуфы) и предметы декора вошли в европейские дома. Женщины высших кругов – даже императрица Мария Терезия – были особенно очарованы османской одеждой[843]. Они восхищались предполагаемым гедонизмом османов. По словам леди Мэри Уортли-Монтегю, проживавшей в Стамбуле в качестве жены британского посла
