Я уже не ребенок. Пора взрослеть и принимать собственные решения. И я выбрала суровую свободу.

Прошел уже двадцать один день, как связной с Зоруна молчал. Два челнока научного совета уже отбыли без меня. Но радовало то, что разрешение на вылет с Тоули на КНИС было получено. Родители были горды, хоть и озадачены тем, почему на время торгов меня отпускали на стажировку. Они ведь так и не узнали, что торгов не было. Но Лада и тут сообразила для них достойную причину.

Спустя несколько дней я услышала от Михи – бывшего однокурсника, что кандидатуру Лю Мин выставили на торги. И обрадовалась тому, что каким-то образом семье Гао удалось скрыть нарушение нескольких законов подряд. Видимо, у них тоже были хорошие связи, которые помогли даже на медицинском освидетельствовании утаить, что Лю Мин не девственница и носит на себе отметину чудовища.

Жаль, что не увиделись с Лю Мин в ее день рождения и не смогли поздравить даже в чате: он был заблокирован. А наши с Ладой подарки, отосланные с курьером, вернулись назад. Обидно до слез, но мы хотя бы попытались наладить отношения.

Через пять дней Хворостовы ожидали прихода комиссии. И я надеялась поддержать Ладу в ее день рождения. Но неожиданно связной с Зоруна сообщил, что мой вылет должен состояться завтра днем на третьем челноке из порта Торго. Борис даже раньше вернулся с работы, чтобы обсудить весь план еще раз.

Все это время я держала себя в руках и не высказывала тревожных мыслей: все было понятно и вполне выполнимо. Но когда повторили с Борисом все основные моменты, меня начала бить нервная дрожь. А потом еще и Антон, не вовремя явившийся из колледжа, услышал весь наш разговор. И Борис с Ладой сразу забеспокоились о его безопасности.

Рано вернулась и Светлана. Мы с Ладой сидели в гостиной и напряженно молчали. А Борис приглушенно разговаривал с Антоном в столовой. Светлана сразу поняла, что случилось, и вмешалась в разговор отца с сыном.

– Ему точно ничего не грозит?– беспокойно спросила Ладу я.

– А что ему грозит? Только разбитое сердце,– фыркнула та.

Я покосилась на подругу с упреком, но та закатила глаза и подсела ближе.

– Да не волнуйся, попереживает немного за тебя и отпустит. А врать он не хуже меня умеет. Так что, с нами будет все в порядке. Тебе это даже в голову не надо брать.

Я хмуро сжала пальцами сиденье дивана и опустила голову, чувствуя, что тревога только усиливается.

– Дари, Лада, привет!– заглянула в гостиную Светлана с мягкой улыбкой.– Пойдемте ужинать?

– Мам, для ужина еще рано, и ни у кого нет аппетита,– отмахнулась Лада.

– Тогда пойдемте пить чай,– настоятельно пригласила та.

Мы с Ладой поплелись в столовую. Борис и Антон сидели за столом и сверлили друг друга недовольными взглядами. Но когда я вошла, Антон перевел глаза на меня, отчего-то смутился и встал.

– Наливай чай,– велела Светлана сыну спокойным тоном и, гладя меня по плечу, усадила за стол.– Утром я испекла твои любимые кексы, Дари.

Антон расставил чашки с чаем, а блюдо с кексами поставил прямо передо мной. Я посмотрела на десерт, но не могла притронуться: внутри все болело, будто кто-то выпотрошил внутренности, а потом засунул обратно как попало.

– Если съем что-нибудь – стошнит,– выдохнула я и скривила губы, потому что по горлу потекла горько-кислая слюна.

– Тогда просто воды?– предложил Антон и бесшумно поставил передо мной полный стакан.

Я оглянулась на него и благодарно улыбнулась. А он задержался на мне тоскливым взглядом и присел рядом.

– Я свяжусь с Аланой, скажу, что ты останешься у нас?– спросила Светлана.

– Мне бы домой, это же последний день с семьей,– тихо проговорила я.

– Угу,– недовольно хмыкнула Лада,– и разревешься там без меня. Я пойду с тобой.

– Пожалуй, это правильно,– согласилась Светлана, но я заметила, что она не хотела меня отпускать. Мы так сроднились за все это время.

Все молча расселись по своим местам и стали вертеть в руках чашки с чаем.

– Светлана… а что значит – «как овцу на заклание»?– почему-то вспомнилось мне.

Светлана нахмурилась и вздохнула. Лада с Антоном недоуменно переглянулись.

– Откуда услышала?

– Мама произнесла однажды, когда на бал собирались.

Я заметила, что ей не хочется говорить, но она все же ответила на русском:

– Это иносказательно – стать жертвой. Заклание – быть заколотой…

Я медленно перевела глаза на свои руки и выдохнула:

– Как красноречиво…

– Я ничего не поняла,– недовольно заявила Лада.– Но давайте уже ближе к делу. Что мы еще не обсудили?

– Антон, иди к себе,– попросил Борис.

Парень без спора поднялся и ушел. Когда его шаги на лестнице стихли, Борис закрыл дверь столовой и снова заговорил о плане. Только теперь мы говорили обо мне. Он успокаивал не пустыми заверениями, что все будет хорошо, а логикой и аргументами, еще раз проговаривая всевозможные трудности на моем пути к свободе.

Мы проговорили до позднего вечера. Потом с Борисом связался Джон и тот уехал на встречу. Лада пошла собираться, а мы со Светланой сидели у окна гостиной и смотрели на темнеющее небо в россыпи звезд.

– Такое ощущение, что все внутри перемешалось… Так темно и холодно… будто потерялась в космосе,– безжизненно выдохнула я и опустила лоб на плечо женщины.

– Нет, ты просто повзрослела на жизнь,– обняла меня Светлана.– Иди домой, побудь с родителями. Только не выдай себя. Ложись спать раньше. На свежую голову будет лучше думаться,– и крикнула вверх:– Лада, ты собралась?

– Нет, не могу найти свои конверсы… А куда делись мои любимые топы? Я хочу Дари их отдать…

– Н-да, вы у меня обе инопланетянки,– вынужденно улыбнулась Светлана.– Вам бы в космосе служить и чтобы никакого хозяйства… Ты посиди, я помогу Ладе.

Определенно – Лада дочь своих родителей: такая же оптимистка и не падающая духом. Что бы я делала без них?

Светлана поцеловала меня в макушку, а я крепко прижалась к ней в благодарности за заботу.

Пока дочь и мать о чем-то спорили наверху, я тихо прошла в столовую за стаканом воды. А войдя, испуганно отшатнулась к стене, когда наткнулась на Антона. Он сидел за столом в темноте комнаты и что-то читал в визоре.

– Занимаешься?– спросила я.

Он поднялся, отложил визор и долго смотрел на меня. Сумерки не давали разглядеть выражение его лица и глаз, но то, что он был напряжен, чувствовалось на расстоянии.

– Налить тебе молока?– спросил он тихим голосом.

– Да,– благодарно выдохнула я и обняла себя за плечи.

Антон включил светильник над столом, приглушил свет до минимума, налил два стакана молока и поставил передо мной кексы. Сам сел напротив и стал вертеть в руках свой стакан.