И вместе с холодом пришла ясность мыслей. Фрэнсин сидела, полузакрыв глаза, и слушала тихое журчание ручья. Оно было таким убаюкивающим, таким покойным, оно вело ее туда, где было темно и где слышались только тихий плеск воды о стенки и голос Бри в ее ушах:

– Не шевелись… Не шуми…

Сдвинув брови, Фрэнсин отдалась этому воспоминанию.

Она сидела в бадье в колодце, обхватив тяжелое тело Монтгомери. Он был холодным, но не от воды: его холод был холодом смерти.

– Не шевелись и не шуми… Ни звука…

Это воспоминание было отрывочным, смутным. Мотая головой, Фрэнсин сосредоточилась, зажмурив глаза и пытаясь почувствовать то, что она чувствовала пятьдесят лет назад.

В колодце было холодно. Наверху виднелся кружок лилового неба, на котором еще не было звезд. С одной стороны были видны ветки дуба, покрытые зелеными летними листьями… Сумерки. Были сумерки. Затем наступила ночь, темная и тихая, в которой слышался только плеск воды о бадью, когда она шевелилась.

– Не шевелись и не шуми, Инжирка… Ни звука…

Ее щеки коснулась холодная рука, и она задрожала. Рука Бри. Сестра обнимала ее и Монти. Она была мертва, мертва уже несколько часов, но все равно продолжала предостерегать Фрэнсин, шепча ей на ухо.

– О, Бри… – Фрэнсин открыла глаза, когда ей показалось, что на миг на маленький грот упала тень, как будто над одним из отверстий в его потолке пролетела птица.

Что-то коснулось волос Фрэнсин, коснулось легко, словно крылышки бабочки.

– Мне недоставало тебя, – сказала она и улыбнулась, когда Бри ласково коснулась ее плеча. – Я столько всего хочу сказать тебе, но не знаю, с чего начать. – Замолчала, раздумывая над темными секретами их семьи. – Я была в лечебнице для душевнобольных и узнала там про Джорджа. Я знаю… – Она проглотила слова, не в силах признаться в своих ужасных подозрениях даже себе самой.

Воздух сделался неподвижным, словно Бри ждала.

Фрэнсин несколько раз сглотнула, потому что горло ее сжимали ужасные выводы, которые она сделала после того, как побывала в лечебнице для душевнобольных.

– Я все время думаю о том, что узнала о том вечере, когда ты погибла. – Она замялась, не зная, как облечь в слова то, что она хотела сказать. – И мне кое-что пришло в голову… Я подумала, что ты осталась на земле, потому что это ты стала причиной смерти Монти, – прошептала она. Но Бри продолжала касаться ее шеи, и, уже произнося эти слова, Фрэнсин поняла, что они неверны.

Не в силах принять альтернативу, она спросила:

– Что я упускаю, Бри? Если там с Монти были только ты и я, то кто еще мог… – Хотя ее сознание отчаянно пыталось заблокировать правду, та все же пробилась сквозь ужасное молчание, воцарившееся в их тайном месте. Она, задыхаясь, схватилась за живот.

У нее вырвался стон.

– Это была я?! Это случилось из-за меня, Бри?!

Маленький грот наполнился скорбью, смешавшейся с горечью, переполняющей сердце самой Фрэнсин.

– Я убила Монти… – Она закрыла глаза, и по ее щеке потекла слеза, которая тут же высохла под ветерком, касающимся ее, словно ласковые пальцы. – Как я могла это забыть?

От Бри повеяло тоской.

Фрэнсин резко встала. Ей нужен воздух. Нужно выбраться из этого грота. Убраться подальше от Бри. Она выползла наружу, затем остановилась, когда на нее вдруг обрушилось новое воспоминание. Едва осмеливаясь дышать из страха, что оно растворится, она застыла на коленях у входа, там, где валуны образовывали подобие козырька, так что получилось что-то вроде крохотного дверного проема.

– Домик фей, – прошептала Фрэнсин. Она принялась скрести влажную землю, пока ее пальцы не нащупали плоскую поверхность и она не откопала маленькую жестяную коробку, пролежавшую в земле пятьдесят лет. Стряхнув с крышки землю, открыла ее и прошептала:

– О, Бри… – И, крепко держась за ускользающее воспоминание, коснулась старых фунтовых банкнот и монет достоинством в шиллинг. Сумма была совсем небольшой, но когда-то эти деньги играли решающую роль в осуществлении их детского плана по отысканию пути к свободе.

С глубокой печалью Фрэнсин положила коробку обратно и снова засыпала ее землей. Вставая, она заглянула в маленький грот. Бри стояла в луче лунного света, прозрачная, расплывчатая, прекрасная. Маленькая девочка. Ее лицо выражало бесконечную печаль, но на нем не было обвинения – только любовь.

– Мне так жаль, Бри, – прошептала Фрэнсин, и по лицу ее текли слезы. – Мне так жаль…

– Фрэнсин? – На другом берегу ручья стоял Констейбл, и на лице его читалась тревога.

– Нет! Уходите! – закричала Фрэнсин, попятилась и вытянула руки ладонями вперед, будто отталкивая его, когда он начал переходить через ручей. – Сюда нельзя!

Он мягко взял ее за плечи и тихо зашептал:

– Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Вырвавшись, она перебежала через ручей, споткнувшись и намочив подол юбки, затем повернулась и закричала:

– Это сделала я! – Эти слова вырвались у нее, такие большие и страшные, что она не могла держать их в себе.

– Хорошо, хорошо, – медленно проговорил Констейбл. – Давайте вернемся в дом, и вы мне все расскажете.

Фрэнсин неистово замотала головой, видя перед собой ад прошлого.

– Все это время я винила других. Винила моего отца, маму и даже Бри. И все это время дело было во мне самой. – Она ошалело посмотрела на Констейбла. – Это не Бри! – истошно закричала она. – Это я!

Затем повернулась и бросилась бежать. Обратно к своему дому, к своему убежищу, по покрытой кружевной тенью тропинке забытых воспоминаний, прочь от ужасной правды, преследующей ее.

Констейбл бежал за ней, но Фрэнсин хорошо знала этот лес, и ему никак не удавалось ее догнать. И вот она уже выбежала из леса и понеслась по изничтоженному саду, к Туэйт-мэнор, сияющему огнями, словно маяк. Когда она вбежала во двор, Констейбл догнал ее и преградил ей путь.

Он, нежно обхватив ее лицо ладонями, вместе с Фрэнсин опустился на колени, когда ее ноги подогнулись перед старым колодцем. Ворота воспоминаний открылись, и те хлынули потоком.

– Расскажите мне, Фрэнсин, – прошептал Тодд. – Расскажите мне, что произошло.

Она посмотрела в его темные глаза, обуреваемая воспоминаниями, и заговорила хриплым шепотом.

Она вспомнила, как вбежала в лес вслед за Бри. Та оглядывалась через плечо и смеялась. Они бежали наперегонки, но Фрэнсин знала, что Бри бегает быстрее. Она всегда была быстрее…

Глава 24

Воспоминание было абсолютно ясным – сознание Фрэнсин сохранило его в первозданном виде, не замутненном течением времени.

Бри и Фрэнсин бежали через лес. Это был один из тех погожих ясных дней, когда воздух бывает совершенно прозрачен.

Бри смеялась, оглядываясь