— Без сомнения, — заметил Сирил, — твои объяснения, Алкиона, убедили меня. Материальные дела моей жизни всегда порождали во мне определённую атмосферу непонимания уроков Христа. Я всегда считал семью крепостью нашего счастья на земле, но никак не основу для обогащения духовными дарами.

— Это вполне естественно, — растроганно продолжала девушка, — силы, которые заключают наши сердца за решётки стольких преходящих проблем, чаще всего сильны и жестоки. Но Бог не перестаёт привлекать нас к своим милосердным рукам. Малейшие обстоятельства существования человеческого ведут нас к мысли об этом. Как только мы открываем глаза в этом мире, мы находим любящих родителей, ведущих нас к добру; наше детство почти всегда окружено мудрыми наблюдениями наставников, направляющих нас к истине. Неуклонно логическая мысль приходит к нам на ум: не для того ли столько добрых наставников на нашем пути, чтобы советовать нам, когда мы не видим практической пользы в своём собственном созидании? Есть много людей, с разными верованиями, которые перекладывают в руки властей то, что является их долгом, но это серьёзная ошибка. Бог зовёт нас так же, как Иисус искал своих учеников. Для осуществления божественного союза надо обрабатывать свою собственную «землю», несмотря на плохие дни и мрачные ночи!…

Сирил не мог скрыть своего восхищения. Теперь он чувствовал, как в его душе приоткрывался ослепительный мир, которого он доселе не мог видеть. Слова девушки внезапно меняли в нём все предыдущие толкования. Он начинал понимать, что жизнь, в некоторых своих аспектах, насыщена самыми глубокими значениями. Под этим углом зрения человек переставал быть изгнанником в нищете мрака, который позже окажется перед Богом или перед лицом вечного наказания. Земля превращалась в школу, где каждый человек получал божественную возможность из миллионов возвышенных и бесконечных возможностей.

— В храме публичных проповедей, — заключила дочь Мадлен, мы беспрепятственно можем получать внешнее вдохновение, тогда как практикуя домашний культ, мы входим в контакт с самими собой, таким образом получая божественные послания сознания. Различные религиозные службы состоят из условных формулировок; мы, в качестве священников собственного просветления, являемся обладателями свободных выражений нашей жизни.

Жак был погружён в долгое молчание, словно был перед лицом нового мира ценных откровений. А Сюзанна, видя словно застывшего своего мужа, сильно взволновалась:

— И в самом деле, Алкиона, твои рассуждения открывают новые горизонты нашему разуму. Мы всегда изучали Евангелие, но что касается меня, то я должна допустить, что мне несколько трудно приспособиться к наставлениям. Я чувствую себя такой достойной порицания и такой слабой человеческой личностью, что каждый урок отзывается во мне как раздирающая критика. Почему я ощущаю в этих святых писаниях подобные обвинения?

Девушка посмотрела на неё своими ясными глазами и объяснила:

— Подобные впечатления должны быть преходящи. Евангелие — это послание здоровья, и никогда — мучения. В действительности, мы знаем масштаб нашей бедности и степень наших слабостей; но божественное милосердие оставалось бы неподвижным без наших падений и наших тягостных нужд. Христианство никогда не будет учением неумолимых правил, поскольку это история и иллюстрация душ, преображённых с Иисусом, во имя славы Господней. Если бы уроки Учителя не были мотивом осуждения, кем были бы великие евангельские личности Марии Магдалены, Святого Павла из Тарса и стольких других? Но преображённая грешница стала посланницей воскрешения; обращённый несгибаемый и жестокий преследователь получил от Иисуса миссию просвещения язычников.

Сюзанна с волнением во взгляде слушала эти речи. Никогда она не ощущала подобного блаженного состояния при виде священных писаний. Она не могла через исповедь предотвратить большие ошибки своей жизни, и от священников получала лишь горькие упрёки. Они давали ей раскаяние, но не приносили облегчения. Она всегда приносила церкви ценные финансовые подношения, но приходила к заключению, что необходимо сотрудничать со всеми духовными энергиями для своего собственного совершенствования.

— Твои толкования, — заявила мадам Давенпорт, — в высшей степени утешительны. Вот уже какое-то время я с горечью размышляю о бесполезности многочисленных наставлений, полученных мною в детстве. Почему я выучилась добродетели, а не культивированию строгости? И с подобными внутренними сомнениями я стала смотреть на существа с глубоким пессимизмом, придя к выводу, что человечество вообще живёт в постоянном отрицании Иисуса.

Алкиона, с особым вниманием слушавшая эти мысли, согласилась:

— Действительно, к глубокому сожалению, тяжек груз наших слабостей в этом мире; но если Отец не унывает, предлагая нам ежедневно возможности возвыситься к Его любви, почему мы живём в подобном безверии? Жить без надежды — худшее из зол. Если мы искренне заботимся о своём духовном просветлении, мы тогда понимаем значение всего сущего на земле. Человеческая нищета сама имеет своё место и своё воспитательное выражение. Прежде всего, важно размышлять о протяжённости доброты Учителя. Вспомните, что Пётр трижды отрёкся от него в самый жестокий час; что Фома сомневался в его мудрости и его милосердной власти, и ни один, ни другой не были исключены из его божественного присутствия. В мире существуют множество преступников, эксплуататоров, ленивых и развратных людей, но все они должны рассматриваться под различными призмами. Грех — это болезнь духа. Через обильную пищу, отсутствие гигиены, беспорядок в мыслях, человек страдает от расстройств, которые могут оказаться фатальными для него. То же самое и с душой, когда мы не можем управлять своими желаниями, освящать свои чаяния, следить за своими мыслями. Я всегда считала, что болезни подобного типа — самые опасные, поскольку требуют средства, наиболее трудного в применении.

Сюзанна была в высшей степени удивлена. Подобные простые разъяснения трогали её сердце. Только теперь она могла определить свою духовную болезнь. В самые печальные моменты своей супружеской жизни, раздираясь между угрызениями совести и возмущением, она часто искала в себе самой причины, приведшие её в разрушению жизни дочери дона Игнация. В эти унизительные часы она даже приходила к тягостному заключению, что истинная любовь никогда не жертвует кем-либо ради своих импульсов. В обмен на свою жестокость она не приобрела ничего, кроме угрызений совести для себя и неудовлетворённости своего спутника. Может, было бы лучше содействовать неизменному счастью с Мадлен? Если бы ей не дано было построить свою семью, у неё бы, по крайней мере, совесть была чиста. Но, как говорила Алкиона, она поддалась хаосу желаний, она отошла от правильных чувств и нажила себе ужасную духовную болезнь. Наконец, она была взволнована до крайности, сверх всяких ожиданий, она была в слезах.

Сирил, в свою очередь, сильно взволнованный этими объяснениями, как и его старый дядя, погрузился в глубокие раздумья.

Прерывая вынужденное молчание, старый наставник из Блуа взял слово и