и принимать его власть над ней как по божественному, так и по человеческому закону». В июне ко французскому двору был отправлен глашатай – в буквальном смысле чтобы бросить вызов. Французский король Генрих II пренебрежительно заявил, что, «поскольку глашатай явился от имени женщины, он не видит необходимости слушать ни слова больше… Вы прекрасно знаете, как я отношусь к тому, что женщина вызывает меня на войну».

В июле Филипп отплыл из Дувра с 6-тысячной английской армией. Мария никогда больше его не увидит. В январе 1558 года французы взяли Кале – последний оставшийся форпост Англии на континенте. Это стало огромным унижением как для королевы, так и для страны. Несколько лет спустя сэр Томас Смит вспоминал: «Я никогда не видел Англию более слабой по военной мощи, деньгам, людям и богатству… Сплошные обезглавливания, повешения, четвертования и сожжения; непомерные штрафы, налоги и попрошайничество, а главное – утрата наших опорных пунктов за рубежом».

В том же месяце Мария сообщила Филиппу, что во время его летнего визита она забеременела. Но мало кто разделял ее уверенность. К апрелю Мария сама поняла, что ошибалась. В течение лета выяснилось, что она тяжело больна: возможно, у нее была опухоль в желудке. А по завещанию отца ее наследницей по-прежнему оставалась Елизавета.

За год до этого венецианский посол засвидетельствовал, что к Елизавете как преемнице Марии были обращены «все глаза и сердца». Да и сама Елизавета в течение трех лет, проведенных в Хэтфилд-хаусе, не бездействовала. Она сформировала вокруг себя сообщество друзей и сторонников, среди которых был Уильям Сесил, чиновник, получивший образование в Кембридже, и убежденный протестант, которому предстояло стать ведущим государственным деятелем предстоящих десятилетий. Среди них также был известный нам Роберт Дадли. Позже Елизавета скажет, что он продал земли, чтобы собрать для нее деньги.

В начале октября состояние королевы Марии ухудшилось. 28 октября она добавила к своему завещанию дополнительное распоряжение. Признав, что у нее так и не появилось «плода или прямого наследника», она согласилась с тем, что в отсутствие таковых престол унаследует «мой следующий наследник и преемник по законам королевства». Десять дней спустя ей пришлось более определенно признать, что имеется в виду Елизавета. Ранним утром 17 ноября Мария тихо скончалась. Главной плакальщицей на ее похоронах была Маргарита Дуглас.

Историк Уильям Кэмден, живший и работавший в начале следующего столетия, утверждал, что, несмотря на молодой для управления страной возраст, в свои 25 лет Елизавета «отличалась редкой решимостью и стойкостью к невзгодам» – невзгодам, описанным в молитве Елизаветы собственного сочинения и опубликованной в первые годы ее правления:

Когда меня окружали и нападали на меня враги всех мастей, Ты защитил меня постоянным Твоим покровительством от темницы и самой крайней опасности; и, хотя я была освобождена лишь в самый последний момент, Ты доверил мне на земле королевскую власть и величие.

Бог, как выразилась Елизавета, «пожелал, чтобы я была не несчастной девушкой из самого низкого сословия простого народа, которая проведет свою жалкую жизнь в нищете и убожестве, но на королевском троне, который Ты предназначил мне». Теперь оставалось лишь исполнить это предназначение.

Для этого Елизавета использовала все средства, которые были в ее распоряжении. Ее сводная сестра правила как первая властвующая королева Англии, но делала это, подчиняясь высшей власти своего духовного отца, папы римского, не говоря уже о власти своего земного мужа. Елизавета предприняла нечто еще более радикальное – с помощью доктрины, которая сама подчинила себе правила рода человеческого. Последняя средневековая королева Британии использовала (перенимала, адаптировала) образцы прошлых эпох, чтобы замаскировать тот факт, что она совершала нечто революционное. И если до Елизаветы казалось, что идея куртуазной любви уже начала изживать себя, подойдя к концу своей долгой истории, то теперь она, напротив, возродится заново.

Часть V

1558–1584 гг.

Amor de lonh – любовь издалека.

Грущу, но не могу подать и виду,

Люблю, но в том признаться не вольна,

Молчу, хотя не в силах скрыть обиду,

Страдаю, но терпеть принуждена.

Живу во сне, горю и леденею —

Как тот, кто разлучен с душой своею[189].

Елизавета I. На отъезд моего синьора

18

«Узнать будущего короля»: 1558–1563 гг.

Это был день триумфа Елизаветы. Не прошло и пяти лет с тех пор, как она досрочно покинула Тауэр, по-прежнему опасаясь за свою жизнь. 14 января 1559 года, вновь ненадолго посетив Тауэр, как и полагалось новоиспеченным монархам, она отправилась в Вестминстер, где на следующий день состоялась ее коронация. Совсем скоро ей самой стала очевидна пропасть, отделявшая прошлое от настоящего. В конце концов ее самоощущение королевы как избранницы Бога укрепило то, что Он освободил ее из заключения, подобно тому как, по ее собственному сравнению, Он вызволил Даниила из львиного рва.

Облаченная в ослепительный наряд, сшитый из 23 ярдов золотой и серебряной парчи, отороченной горностаем, она проехала через весь город, возлежа на огромных атласных подушках в паланкине, запряженном двумя мулами. Сразу за паланкином королевы в новом качестве главного королевского конюшего властно шествовал Роберт Дадли в красно-золотой форме, а за ним – 39 фрейлин в пунцовых платьях с рукавами из золотой парчи.

По пути королевскому кортежу то и дело встречались театрализованные представления. На Грейсчерч-стрит королеву ждало первое из них – «Театр роз». На первом ярусе трехъярусной платформы, изображавшей династию Тюдоров, стояли Генрих VII и Елизавета Йоркская, отмеченные красной и белой розами. Над ними, за розой Тюдоров, находились Генрих VIII и Анна Болейн, наконец воссоединившиеся (возможно, тот день был в том числе днем триумфа Анны). И на верхнем ярусе стояла дама, изображавшая саму Елизавету. Разумеется, в одиночестве – до поры до времени.

* * *

Образ Елизаветы стал так тесно отождествляться с девственностью только в исторической ретроспективе. Когда она взошла на престол в 1558 году, для современников это было далеко не очевидно.

Как позже иронично заметила сама Елизавета, «в мире чрезмерно распространено мнение, что женщина не может жить, не будучи замужем». Посол императора Священной Римской империи поспешил заверить своего господина, что Елизавете следует («как полагается женщине») стремиться «выйти замуж и быть обеспеченной. Ибо немыслимо, чтобы она желала остаться девой и никогда не выходить замуж». Это была единственная преграда, которую за нее еще