– Как это делаешь ты?

Мой тихий шепот заставил его успокоиться. Затем он выдохнул:

– Ага, как я.

Я погладила его грудь.

– В том-то и дело, Брик. Если мы пытаемся быть вместе, то должны научиться рассказывать друг другу такие вещи.

Он издал мрачный смешок.

– В этом смысл отношений?

– Так мне говорили.

Люсьен вздохнул и запустил пальцы в мои волосы.

– Я не преувеличивал, когда сказал, что не очень-то хорош в этом.

– И правда не преувеличивал, – поддразнила я.

Люсьен хмыкнул:

– Негодница. – Он ткнул в чувствительное место в области шеи, заставив меня рассмеяться и отодвинуться, чтобы встретиться с ним взглядом. Он был нежным, но усталым. – Кассандра хотела, чтобы я делился своими проблемами. Вначале я пытался, но оказалось, что легче этого не делать.

– Почему?

– Это может прозвучать нелепо, но она всегда соглашалась со мной, даже когда в глубине души я знал, что не прав. – Он пожал плечами, поморщившись. – Я осознал, что мне не нужна такая поддержка.

– Грег сказал бы: «Детка, перестань жаловаться. Тебе это дается так легко по сравнению со мной».

Люсьен нахмурился.

– Придурок.

– Ага, еще какой. – Моя улыбка угасла. – Не думаю, что до сих пор понимала, насколько он запудрил мне голову.

Он кивнул, задумчиво прикусив нижнюю губу. И с минуту никто из нас не произносил ни слова. Мы выстроили так много стен, скрытых и тех, которые мы укрепили, как будто сидели в осаде. Он предупреждал меня, что эмоционально подавлен, но, возможно, мне тоже следовало предупредить его.

– Я представляю, как иду на это мероприятие, и все, что вижу, – как я стою там, будто находясь в печальной поучительной истории, – заговорил он с внезапной откровенностью, его взгляд стал мрачным. – Посмотрите на беднягу Оза, он не может играть, угас в самом расцвете сил. Пожмите ему руку, дети, крепко обнимите его в знак поддержки.

– Ох, Люсьен.

Он поднял руки, отстраняясь от меня. Его глаза заблестели.

– Мне придется стоять там с людьми, с которыми раньше играл и соревновался. С ребятами, по-прежнему способными играть. И мне придется уйти, когда все закончится.

– Так не ходи. Если это так ранит тебя…

– Больно будет в любом случае. – Он провел рукой по лицу, издав хриплый звук. – Я покажусь жалким, если уйду. И если останусь дома.

– Ты не жалок.

Он горько, вымученно улыбнулся.

– Я продолжаю говорить себе это, но не срабатывает.

Я переживала за него, но он это знал. Это было ясно по тому, как чопорно он держался, глядя на меня со смесью осторожности и предостережения. Я прижала руку к прохладной гладкости столешницы.

– Я не хотела идти на свадьбу Мейсона и Делайлы. Думала о том, что все мои друзья и бывшие коллеги посмотрят на меня с жалостью и… – Я вздрогнула. – Гордость – жестокая штука, правда?

Резкое движение подбородка стало единственным подтверждением его согласия. Взгляд Люсьена переместился в сторону, подальше от меня, и я поняла, что он пытается взять себя в руки.

– Но то, что я пошла туда, отмело все «что, если»… Я сделала это. Вот так. Жизнь изменилась, но они не пожалели меня так, как я думала.

Люсьен искоса взглянул на меня из-под густой бахромы своих ресниц.

– Есть одно ключевое отличие, милая.

– Какое?

Я поняла, о чем он, но хотела, чтобы он сам сказал. Ведь я не собиралась быть женщиной, которая все для него облегчает.

– Ты по-прежнему хочешь играть в кино.

– Ты не хочешь…

– Не на благотворительном вечере. Не… – Он сделал вдох, затем быстро выдохнул. – Черт возьми, Эм. Не думаю, что смогу снова выйти на лед, зная, что вернуться в спорт не получится.

Лед. Он любил его всей душой. Я знала это. Достаточно было увидеть, как он играет, чтобы понять. Лед стал частью его самого, а потом его без предупреждения отрезали от этого занятия. Я выдержала его пристальный взгляд, давая понять, что понимаю.

– А если бы я сказала тебе, что не умею кататься на коньках, ты бы научил меня?

Он моргнул, но затем его губы растянулись в искренней удивленной улыбке.

– Что?

– Ты бы научил меня? – повторила я. – Веселья ради? Согласился бы сделать это, если бы я сказала, что представляю собой не что иное, как жалкое подобие фигуриста?

Улыбка стала шире.

– Проклятье, а ты хороша.

– Хороша?

– Не смотри на меня этими невинными большими глазами, Снупи. – Он коснулся края моего подбородка. – Ты точно знаешь, что делаешь, искушая меня подобным образом.

– Работает? – Я взяла его большую грубую руку в свою. – Ты покатаешься со мной, Люсьен?

– Черт возьми, – пробормотал он вовсе не расстроенно. В его зеленых глазах вспыхнуло необъяснимое чувство. – Хорошо, милая. Я отведу тебя покататься на коньках. И буду стараться изо всех сил. Ради тебя.

Глава тридцатая

Люсьен

У льда был запах – хрустящий, металлический и чистый. Моя любовь к этому аромату настолько укоренилась, что всякий раз, когда я улавливал его, мое сердцебиение немедленно учащалось, а кровь с большей целеустремленностью бежала по венам. Но каток – эта смесь льда и влажной резины, со слабым привкусом хлорки – напоминал запах дома. Моя религия.

Или так оно было раньше.

Ведя Эмму в главный зал катка, я вдохнул аромат полной грудью, и впервые в жизни мои внутренности болезненно сжались, а от запаха льда на коже выступил пот. Да, мое сердце забилось чаще, но это не превратилось в ровный пульс возбуждения. Страдающее, оно угрожало вырваться прямо из груди.

Я замедлил шаг, а затем и вовсе остановился – казалось, пространство вокруг меня одновременно сжимается и снова расширяется в тошнотворном покачивании. Рука Эммы нашла мою, и она крепко сжала ее. Не более того. Она просто стояла рядом со мной и держала. Я скорчил гримасу, дрожа и тяжело дыша, кожа стала ледяной, но и адски горячей.

Я благодарил судьбу за то, что мы забронировали место в нерабочее время, так что оказались одни. Мысль о том, что кто-то еще увидит меня таким, наполнила мой рот кислым привкусом, и я судорожно сглотнул.

– Давай присядем на минутку, – предложила Эмма, мягко ведя меня за собой.

Моя липкая рука вцепилась в нее, как в якорь, и стыд затопил мой организм. Я не хотел, чтобы и она видела меня таким. Но с этим я ничего не мог поделать.

– Со мной все будет… в порядке.

– Я знаю.

Она усадила меня на длинную деревянную скамью, затем села рядом со мной, не выпуская моей руки. Закрыв