Этот тихий семейный праздник я всегда проводила дома с мамой и Аланой. Ясное дело, подруга к нам в гости в этом году не пришла, но я не собиралась делать исключение и проводить этот вечер в каком-то другом месте, поэтому, как бы того ни хотелось, выбраться из квартиры Мэтта в реальность всё-таки пришлось.

Естественно, я пригласила его поехать со мной, но он отказался, так как тоже не хотел оставлять свою маму на Рождество одну. И по правде говоря, в итоге я была рада его отказу. Ведь согласись он провести праздник со мной, ему пришлось бы весь вечер созерцать мою перекошенную физиономию из-за присутствия папы.

Все эти дни, что я проводила с Уокером, отец зря времени не терял и успел переехать к нам. Ещё не войдя в дом, я ощутила его присутствие, когда заметила в вечно пустующем гараже его машину. Новую. Не ту, в которой я сотни раз ездила с ним и на которой папа когда-то учил меня водить. В доме же я наткнулась на несколько нераспакованных коробок с вещами, а минуту спустя – и на самого отца.

Он был взлохмаченный. В домашней одежде. Такой родной и в то же время до жути чужой. Он находился в гостиной, где несколько лет назад я поймала его с поличным, и как ни в чём не бывало устанавливал ёлку всего в паре метров от того самого дивана, где на нём скакала уборщица.

Сердце сжалось от злости, а затем сразу же треснуло, когда я встретилась с ним взглядом.

–Рони,– обернувшись, вполголоса произнёс он моё имя, рассматривая меня так скрупулёзно, словно хотел разглядеть каждую чёрточку и морщинку.

В отличие от меня, папа был очень рад меня видеть. А ещё он явно хотел мне много чего сказать. Но я не дала ему такой возможности. И сама не проронила ни слова.

Желая избежать бессмысленных ссор в праздничный день, я вылетела из гостиной и поспешила спрятаться в своей комнате. Мне было нужно время побыть наедине с собой, чтобы суметь осмыслить тот факт, что теперь мне придётся ежедневно сталкиваться с болью из прошлого, каждый раз пытаясь сдержать в себе гнев и ненависть к отцу.

Сказать, что эта задача для меня была не из простых,– ничего не сказать. Рождество прошло в крайне напряжённой атмосфере. Мама с папой то и дело пытались включить меня в их беседу, но я ограничивалась лишь односложными ответами и всё дождаться не могла, когда наш семейный ужин подойдёт к концу.

Продержаться без колких высказываний мне помогла лишь немая мольба в мамином взгляде и её яркая улыбка, какой я не видела ни после одного из её свиданий с другими мужчинами.

Она действительно любит папу. Без вариантов. И любит настолько, что искренне сумела простить ему то, что я никогда не смогу простить. Хотя я ведь тоже его любила. Очень сильно. Отец для меня с самого детства был героем, защитником и самым лучшим мужчиной в мире… который одним осенним вечером вдребезги разбил мне сердце.

И ему не удастся его склеить. Пусть даже не старается. Для меня папа мёртв. Мне лишь нужно научиться выдерживать постоянное присутствие его призрака в нашем доме. И ради мамы я научусь.

К счастью, Новый год мы с Мэттом встретили одни в нашей берлоге, в которой тоже поставили ёлку и придали квартире праздничного уюта. Опять заказали кучу вкусной еды, от души напились шампанского, в полночь вышли на балкон и в обнимку наблюдали, как над центром Спрингфилда пестрят фейерверки и происходит грандиозное световое шоу. А на следующее утро отправились на городской каток, где я больше падала, чем каталась на коньках. Радует, что ничего себе не сломала, но ноги и пятую точку себе знатно покрыла синяками.

Однако вся боль от падений и множество ушибов стоили того, чтобы потом кайфовать от нежных лечебных манипуляций моего личного доктора. Мэтт зацеловал каждое повреждённое место, а после так активно втирал в них мазь, что ненароком возбудил нас обоих и перевёл моё лечение в горизонтальную плоскость.

Секс у нас с ним… Ух… Даже слов верных не подобрать, чтобы чётко передать весь спектр моих ощущений. Как физических, так и моральных. Мы с ним словно созданы друг для друга в этом плане. Хотя и не только в этом. Просто разговаривать часами, гулять и проводить вместе время мне тоже доставляет несказанное удовольствие. С каждым днём я всё больше узнаю его, всё сильнее в него влюбляюсь и всё меньше переживаю о том, как реагирует Алана на мои отношения с Уокером.

После того разговора в жизни мы с ней нигде не пересекались, ведь в универ во втором семестре ходить практически не надо, но я уверена, что Лана, так же как и я, заходит время от времени на мои странички в соцсетях, где я чаще всего свечусь с Мэттом.

Злится ли она на меня? Грустит? Обижается? Или, может, уже успокоилась и поняла, что не я одна виновата в нашей ссоре? И что, в принципе, это она совсем перестала ценить нашу дружбу, а не я?

Не знаю. Мне остаётся лишь гадать о том, что происходит в голове у Аланы, потому что по её сториз, в которых она то и дело веселится со своими подругами-чирлидершами, видно, что внешне она чувствует себя превосходно.

Никакой грусти и беспокойства я в ней не нахожу. Лана продолжает жить беззаботной жизнью так же, как и жила всё то время, пока я переживала за неё и скрывала свои чувства от Мэтта.

Обидно ли мне осознавать это?

Конечно, обидно. Что уж тут скрывать. Мне больно принимать то, с какой завидной лёгкостью она вычеркнула меня из своей жизни. Но мне нужно постараться тоже двигаться дальше, прекратив хранить в себе глупую надежду, что Алана осознает свои ошибки и придёт мириться. Этого не случится, как не случалось сотни раз до этого, когда я не сдерживалась и первая делала шаг к примирению.

Но не в этот раз.

Сейчас, как никогда прежде, я должна сконцентрироваться исключительно на себе, своих карьерных целях и желаниях, большая часть из которых связана с Мэттом. А его желания связаны со мной. Я это знаю, вижу и чувствую каждую секунду рядом с ним. Даже когда Уокер ничего не говорит, а просто смотрит на меня. В его счастливых глазах я вижу своё отражение и понимаю, что он стопроцентно разделяет мои чувства и крайнюю необходимость быть друг с другом как можно чаще.

Да и будь оно иначе, Уокер не стал бы раз за разом провоцировать меня перетаскивать всё больше моих вещей из дома к нему в квартиру. Причём он умудрился добиться желаемого как-то незаметно для меня.

Я и оглянуться не успела, как к середине февраля его шкаф на семьдесят процентов оказался забитым моей одеждой, в ванной вся нижняя полка – моими кремами и другими девчачьими принадлежностями, а я стала всё реже появляться дома из-за необходимости взять что-то из вещей.

Даже над романами я работала постоянно у Мэтта, в комнате, которую он мне выделил специально для моего уединения. Еду он готовил сам или же заказывал из ресторанов, так как однажды лично убедился, что я не врала, сказав, что в готовке настоящий профан. Я умудрилась сжечь мясо до углей, даже когда стояла рядом со сковородкой. Дым и запах гари разлетелись на всю квартиру, а всю еду пришлось выбросить в мусорник.

Кулинария – действительно не моё. Я всегда любила только кушать, но не готовить. И благодаря прислуге в доме и маме, обожающей торчать часами у плиты, у меня не было нужды учиться. Вот я и не научилась. От слова «совсем».