– Довольно, – говорит Отто, прерывая ее размышления. – Эти часы решающие. Мы не должны останавливаться.

Но тут снизу поднимается Корнелия со своим пирогом. Он пахнет так по-домашнему восхитительно, что вытесняет стылый страх, охватывающий всех. Корнелия наклоняет голову:

– Вы должны поесть, сеньор Кобелл, – предлагает Нелла.

Она, как и Корнелия, понимает необходимость еды, в отличие от Отто.

– Уже ночь, – упрямится он. – Уже ночь, а мы все еще не нашли ее. Она моя дочь. Она моя жизнь. Никто в городе не дал ни одной подсказки!

– А конюшни? Доки? – спрашивает Нелла, оглядываясь на Корнелию.

У служанки ввалились глаза, но в них все еще горит огонь. Она привыкла мало спать.

– Мы направляли туда людей. Пришли отчеты из четырех доков, – сообщает Кобелл, глядя на листок бумаги, вытащенный из кармана. – Сегодня утром должны были отплыть пятьдесят кораблей. Из тех, что мы перехватили до Те`ксела [19], ни один капитан или казначей не сообщил о девушке или юноше телосложения, внешности и возраста Теи, которые искали бы место на судне.

– Из тех, что вы перехватили, – повторяет Нелла, и Кобелл виновато пожимает плечами. – Когда был прилив?

– Сразу после семи.

– Значит, у нее было достаточно времени пробраться на корабль, будь она достаточно отчаянна.

– Тея не пошла бы к воде, – говорит Корнелия. – Ее нога никогда не ступала на палубу корабля. Я чувствую, она все еще в городе.

– Необязательно, – качает головой Нелла. – А что с конюшнями?

– Там тоже никаких следов, – отвечает Кобелл.

– Вы узнавали в монастырях? – спрашивает Корнелия.

– Монахини сообщают, что у них нет такой девушки.

– Возможно, они ее охраняют.

– Господи Боже! – восклицает Отто. – Ну какие монастыри?!

– Тея ни за что не пошла бы к монахиням, – соглашается с ним Нелла. – А даже если бы и пошла, не смогла бы остаться там навсегда.

Кобелл отказывается от пирога и распахивает входную дверь. Корнелия в изумлении застывает, все еще держа в руке тарелку для него.

– А теперь отдохните, – говорит на прощание офицер. – Ночная стража продолжит ее искать, и я сам вернусь через несколько часов.

Прежде чем Отто успевает возразить, Кобелл отвешивает им быстрый поклон и исчезает в темноте. Они остаются втроем.

– Он прав, – первой нарушает молчание Нелла. – Нам нужно поспать. В таком состоянии от нас нет никакого толка. Тея, скорее всего, тоже спит.

Но где спит Тея и с кем – вот те вопросы, о которых никто из них не может даже думать. Отто все равно не согласился подняться к себе в спальню. Он ни за что не сможет уснуть, не узнав, что случилось с его дочерью. Нелла прекрасно его понимает: он будет сидеть в прихожей на стуле все эти несколько часов. С прямой спиной, подложив под голову подушку. А рядом будет остывать пирог.

* * *

Полностью одетая Нелла лежит в своей комнате без сна. Как бы она ни была настроена против ополченцев Святого Георгия после ареста Йохана, похоже, дозорные действовали основательно. Корнелия ошибается – Теи нет в городе. Но при этом невозможно представить Тею в плавании. Нелла закрывает глаза, ее разум перескакивает от образа к образу. Пустая кровать Теи. Корнелия с выражением ужаса на лице достает миниатюрный домик. Якоб в церкви, увядающая улыбка Каспара. Ребекка – актриса, вышедшая из роли, – рассказывает ей правду о сердце Теи.

Нелла поворачивается на бок и смотрит на алоэ Каспара, который поставила у кровати. Протянув руку, она трогает огрызок листа – Каспар срезал его, чтобы заварить ей успокаивающий чай. Это самое лучшее, что можно придумать, – наблюдать, как из ничего прорастает семя. Нелла думает, зачем Тея оставила золотой домик в скомканных простынях. Случайно? Или же она хотела сообщить семье, что тоже знает про миниатюристку? Нелла снова закрывает глаза. Не важно, одна Тея или с миниатюристкой, она очень хочет, чтобы девушка вернулась.

Под ребрами болезненно ноет, когда Нелла думает, что это она могла стать причиной побега Теи, а не Вальтер Рибек. Сколько раз они ссорились! Сколько раз Нелла говорила своей племяннице, что та не понимает, как устроен мир. Все эти дни Нелла подталкивала Тею к Якобу, попутно изливая на нее жалобы на безденежье, упоминая жертвы, на которые пришлось пойти. Она представляет, как Тея достает на чердаке куклу своей матери, как ее вопросы, на которые ей не дали ответы, воплощаются в крошечной миниатюре.

Марин, тоже ненавидящая ограничения, царящие в этом доме, все‐таки любила его. В первый день, когда Нелла приехала сюда восемнадцать лет назад, еще до рождения Теи, Марин спросила:

– В вашем особняке в Ассенделфте тепло и сухо?

– Там бывает сыро, – ответила тогда Нелла.

«Но теперь, смотри, Марин, именно этот дом может выпасть из наших рук и кануть в мутные воды Херенграхта. И твоя дочь освободилась от него раньше меня».

Нелла запускает руку в карман, чувствуя, как крошечный младенец трется о позолоченный домик. «Вернись ко мне», – шепчет она на этот раз не миниатюристке, а единственному человеку, которым дорожит больше всего на свете.

«Ты слышишь меня, Тея? – шепчет она. – Вернись».

* * *

Только перед рассветом Нелла осознает, что случилось. Она резко садится в постели. Мысль внезапно становится такой очевидной, что невозможно поверить, как они до этого не додумались. В агонии паники от исчезновения Теи, миниатюристки, тяжелого испытания в Старой церкви, за которым последовало разоблачение Вальтера Рибека и задранные носы ополченцев, они упустили самое очевидное решение. Нелле понадобились несколько часов одиночества и свернувшиеся спиралью мысли. Понадобился Каспар Витсен с письмом от Теи и маленький золотой домик, чтобы она прозрела.

Нелла встает с постели с сильно колотящимся сердцем. Она чувствует, как внутри нее встречаются две истории, конец и начало, замыкая бесконечный круг. Она знает, где Тея, и должна отправиться на ее поиски одна. Она не поедет на лодке, не так, как уезжала восемнадцать лет назад. Она одолжит в конюшнях лошадь. Именно лошадь, ведь, что бы ей ни доводилось переживать за эти годы, Нелла никогда не забывала, как ездит верхом сельская девушка.

Зеленое золото

XXIX

Утром в день своей свадьбы с Якобом ван Лоосом, еще до рассвета, пока никто в доме не проснулся, Тея садится в постели. Она оглядывает комнату, в которой спала всю свою жизнь. Белые стены. Темные голые доски пола. Длинная полка, на которой она оставила книгу, подаренную будущим