и Каны, получавшие плату лично от императора, постоянно поддерживали в древнем зале огонь. Паломники со всех Островов приходили послушать о деяниях великого человека и посмотреть на оружие, изменившее Дара.

Император исполнил обещание, и жители Туноа улыбались, позвякивая медяками в карманах. Разговоры об отмщении или о чести прекратились.

Разве не так устроен мир?

Однако за поддержание живой памяти о призраке приходится платить свою цену. Такого призрака бывает очень непросто удержать в узде.

* * *

Мота Кифи вырос на рассказах о героических подвигах своего отца, одного из первоначальных Восьмисот воинов Гегемона.

Родился он уже после того, как отец семнадцать лет назад покинул Туноа и отправился с Гегемоном на Большой остров, чтобы присоединиться к восстанию против империи Ксана. Рассказывали, что при осаде Дзуди отец Моты убил двадцать ксанских солдат и что он дрался рядом с Гегемоном во время атаки на Волчьей Лапе, когда сразил трех сотников Ксаны и сам возвысился до ранга сотника.

Отец не вернулся, и это только придавало правдоподобия героическим историям про него. Какой мальчишка не хочет подражать отцу?

Однако двое мужчин, стоявшие сейчас перед Мотой Кифи, были совсем не похожи на свергнутых королей Тиро. Оба в жутких лохмотьях и со всклокоченными бородами, они скорее уж смахивали на неудачливых разбойников, обратившихся в попрошаек. Пещера на берегу Туноа, где они «держали двор», была сырой и тесной, а также душной; горячий воздух насквозь пропитался запахом морской соли и гниющего мусора.

– Я первый раскрыл предательство Куни Гару на перевале Токо, – заявил один из них, величавший себя Дору Солофи, королем Южной Гэфики.

Когда Мота признался, что даже не слыхал про такого, Солофи принял оскорбленный вид.

– А ты в самом деле знал Гегемона? – с сомнением спросил молодой человек.

Солофи хмыкнул:

– Ну и времечко настало: какой-то юнец подвергает короля допросу.

– Любой мошенник может сказать, будто был знаком с Матой Цзинду, – возразил Мота. – Я и сам играл в Гегемона, когда был маленьким.

– Ладно, я предъявлю тебе доказательство, – проговорил второй, смуглый и жилистый мужчина, представившийся как Нода Ми. Откуда-то из глубины пещеры он достал длинный нефритовый брусок, покрытый затейливым резным рисунком. – Это печать Центральной Гэфики – государства Тиро, которое Гегемон создал для меня.

Мота внимательно оглядел нефритовый брусок. Хотя читать логограммы ано он не умел, но ясно было, что вещь эта очень ценная и сработана искусно. Он допустил, что эти двое и впрямь могут оказаться аристократами или, на худой конец, пиратами или разбойниками, укравшими этот артефакт.

– Коли вы действительно были королями Тиро, то как же оказались в этой пещере, не в состоянии даже заплатить за еду, которую я вам ношу?

– Мы не за тем позвали тебя сюда, чтобы толковать про еду и деньги! – отрезал Дору Солофи. – Я обратил внимание, что ты с интересом наблюдал за представлением танцевальной труппы в честь Гегемона, и подумал: вдруг ты захочешь послужить ему снова?

– Не пойму, о чем вы толкуете? Моя семья и так уже почитает Гегемона. Мы не только посещаем раз в год мавзолей в Фаруне, но и построили у себя за домом частное святилище…

– Это не служба, – раздраженно перебил юношу Солофи. – Желаешь ли ты сражаться за него?

Мота попятился на пару шагов.

– Эти разговоры попахивают изменой! Я не хочу вступать в заговор против императора, который с уважением относится к памяти Гегемона.

– А что, если Гегемон сам скажет, что твой долг отомстить за него? – поинтересовался Нода Ми, и глаза его холодно блеснули.

– Ч-что вы имеете в виду? – Вопреки жаре, спина у Моты покрылась холодным потом.

Нода пошел в глубину пещеры, где через трещину в потолке единственный яркий луч света падал на естественный выступ. Он преклонил колени перед этим выступом, как перед алтарем, извлек шелковый сверток и благоговейно развернул его.

– Подойди, – велел Нода, махнув юноше. – Загляни в него.

Робея, Мота подошел поближе и взял зеркало. Оно было сделано из бронзы, очень тяжелое. Тыльную его часть украшал рельеф, и при свете солнечного луча молодой человек увидел, что он представляет собой фигуру Гегемона. Тот стоял, повернувшись спиной, высокий и сильный, держа На-ароэнну в правой руке, а Кровавую Пасть в левой, причем и меч, и палица были направлены в землю. Мота перевернул зеркало и посмотрел на гладкую, до блеска отполированную поверхность. И узрел лишь свое собственное изображение. Ничего необычного.

– Ну и что? Знаешь, сколько я таких зеркал встречал! – сказал Мота. – Это, правда, получше сделано, чем у моей матери…

– Тихо! – скомандовал Нода Ми. – Вот, смотри.

Он подставил зеркало под луч света и крутил его до тех пор, пока отражение, уже гораздо более крупным пятном, не упало на противоположную стену.

Юноша воззрился на него с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью. Потом он бухнулся на колени и коснулся лбом пола.

– Я к твоим услугам, Гегемон!

Нода Ми и Дору Солофи с улыбкой переглянулись.

На стене пещеры четко отражалось изображение Гегемона, на этот раз спереди, лицо его было суровым и решительным. Знаменитые меч и палица были подняты, как если бы легендарный Мата Цзинду готовился пойти в очередную атаку. Вокруг него подобно нимбу изгибалась строка из букв зиндари: «Куни Гару должен умереть».

* * *

Слух о волшебном зеркале мгновенно разнесся по округе, многие отважные молодые мужчины и даже некоторые смелые молодые женщины ходили в таинственную пещеру посмотреть на знамение. Они тщательно разглядывали зеркало, но не находили никакого изъяна на его идеально гладкой поверхности. Тем не менее, стоило поместить его под луч света, как неизменно появлялось изображение идущего в бой Гегемона.

Напрашивалось лишь одно объяснение, пусть и невероятное: сам Мата Цзинду обращался к ним из могилы.

Нода Ми собирал молодежь по ночам, чтобы поупражняться в том, что он называл «танцем духов», где юным последователям полагалось выполнять определенные хореографические па, представлявшие собой смешение традиционного танца с мечами и парадного марша. После того как они хорошенько напляшутся, Нода раздавал миски с горячим супом, от которого исходил сильный запах лекарственных трав, и, пока танцоры пили, изображение Гегемона взирало на них со склона горы, отбрасываемое светом полной луны или мерцающего факела.

Когда снадобье начинало действовать, портрет оживал перед глазами молодых людей: Мата бегал и прыгал, атаковал сам и уклонялся от ударов врагов. Последователи культа, впав в гипнотический транс, пели:

Сила моя так огромна, что двигает горы.

Дух мой настолько широк, что моря покрывает.

Был я при жизни своей королем