вторую (!) большую смену парадигм в науках о культуре. Такое парадигмальное притязание иконического поворота, конечно же, значительно релятивизируется в цепочке других «поворотов». Кроме того, язык и письменность так просто не лишить их господствующего положения. Образы не вытесняют тексты. Напротив, они, с одной стороны, зависят от (языковой) интерпретации, позволяющей противиться их силе внушения. С другой стороны, они претендуют на то, чтобы дополнить вербальный язык неотъемлемым измерением «показывания».[1087] Самое большое сомнение в отношении иконической смены парадигм носит, однако, эпистемологический характер. Может показаться, будто уже сразу после заполнения изобразительными функциями и метафорическими явлениями соответствующих лакун вербального языка лингвистический поворот «последовательным образом» вливается в иконический,[1088] как на недавней конференции о промежуточных итогах науки об образах в очередной раз подчеркнул Готфрид Бём: «Чему учит нас иконический поворот и в чем он следует, вероятно, важнейшей идее модерна, так это зависимость всякого познания не от языка, а от изображения».[1089] В одной примечательной статье, напротив, высказывается сомнение в том, что иконический поворот в принципе можно упоминать в одной паре с лингвистическим: оба поворота «совершенно несовместимы»,[1090] поскольку ни в коем случае не могут относиться к одному и тому же логическому уровню. Так, лингвистический поворот запустил глубокое методологическое преобразование, поскольку вместо того, чтобы открывать новые проблемы, он совершенно новым образом переработал старые, истолковав их как целиком проблему языка. За образом же этот универсальный методический потенциал не признается. По мысли автора статьи, иконический поворот лишь обращается к проблемам нового типа, маркирует лишь «обращение к определенной теме».[1091] Только если сами феномены будут рассматриваться в качестве образов, можно будет признать за образом столь же фундаментальную познавательную роль, как за языком. Только тогда можно будет вообще сравнивать иконический поворот с лингвистическим.

Этот аргумент примечателен также и для статуса других «поворотов», которые сплошь претендуют на то, чтобы за рамками предметно-тематической области совершить прорыв в теории познания. Если приглядеться – разве не задается и иконический поворот целью не только «по-новому и иначе думать об образах»,[1092] но также – и опять-таки не только – думать с помощью образов, использовать образы как средства познания, чтобы извлечь новое знание и в совсем других сферах помимо сугубо образных предметных областей? Определенные подходы в этом направлении проявляют себя, если вспомнить о «показывающей» функции образного и о зависимости знания от изображения, как это демонстрируют практики образного познания. Имеется в виду не только наблюдение за работой мозга, образная передача исторических процессов и т. д., но и необходимое в культурологии имагинативное измерение знания,[1093] которое не сводится к одному языку. Иконический поворот, тем самым, приписывает образам вполне явный познавательно-теоретический статус, статус «иконических эпистем»,[1094] медиумов объяснения, равно как и «образных актов»,[1095] конституирующих когнитивные процессы, например формирующих воспоминания или производящих мифы. Такие образно-активные движения мысли представляют для Бредекампа «самую суть того, что составляет иконический поворот»: не расширение предмета, но «новый вид философского размышления».[1096] И все же спорным остается, возможно, фундаментальное притязание иконического поворота на то, чтобы в качестве нового мега-поворота упразднить linguistic turn. Его притязание здесь скорее среднего уровня: аналогично другим исследовательским «поворотам», он размывает лингвистический поворот, расширяя его дифференциацию, обогащая его им же вытесненными явлениями и тем самым раскрывая его инновационный методологический потенциал. Таким образом, он ставит под вопрос не сам лингвистический поворот, но, вероятно, его методологическую монополию. «Культура как образ» определенно не перерастет в очередную новую формулу, потому что и иконическая рефлексия до сих пор вынуждена опираться на критику языка. Как бы то ни было, она знаменует важный материальный и вместе с тем имагинативный элемент для дальнейшего профилирования понятия культуры.[1097]

4. Иконический поворот в отдельных дисциплинах

В случае с иконическим поворотом напрашивается очевидный вывод, более или менее применимый ко всем «поворотам»: все реже мы имеем дело с устоявшейся ведущей наукой, которая определяла бы новое направление, реализующееся затем в отдельных дисциплинах. Скорее следует говорить о том, что – особенно в иконическом повороте – сами отдельные дисциплины накладывают сложный отпечаток на проект комплексной науки об образах. Впрочем, конкретные черты иконический поворот принимает в тех отдельных исследованиях, в которых сначала испытываются его познавательные возможности вообще. При такой переориентации может даже быть так, что главным образом подобные конкретные исследования и кейсы поддерживают иконический поворот в качестве культурологической оптики, пока он не иссякает в борьбе за право возглавлять науку об образах.

Поток образов словно воспроизводит сам себя в одной большой волне рефлексии над образами. Так, образная перспектива, выходя за рамки традиционных культурологических дисциплин, проникает даже в экономику и в экономические основы визуального менеджмента. Помимо презентации в формате PowerPoint как альтернативной «формы представления ключевых решений» иконический поворот дает здесь более глубокий импульс: «Поворот к образу меняет управление предприятием в самом его ключе: менеджмент является визуальной практикой»,[1098] вплоть до «перспективных образов» и замыслов, заявляющих о своей реализуемости не на абстрактном вербальном уровне, но лишь посредством образных впечатлений. Этот пример интересного вмешательства культурологической рефлексии демонстрирует колоссальную широту иконического поворота. Однако насколько рефлексия над образами, характерная для отдельных дисциплин, способствует развитию критической науки об образах?

Даже если в настоящей дискуссии и нельзя пока дать на этот вопрос окончательного ответа, то можно все же констатировать, что в целом иконический поворот направлен на повышение чувствительности к образам и образной компетентности. Отталкиваясь от дисциплинарных компетенций образного и формального анализа, разработанных в рамках истории искусства, иконический поворот простирается и до медиаведения, в котором охватывается обширный комплекс проблем, связанных с образным представлением и эстетизацией повседневной и потребительской жизни, а также дифференцируются образные формы: образы имиджа, слежения, контроля, образы социального самовосприятия, медиаобразы. В первую очередь для медиаобразов характерна одновременность события, образа и восприятия, как, например, в случае с крушением башен-близнецов 11 сентября 2001 года; но им присуща также медиальная постановочность и манипуляция, к примеру в инсценировании и визуальном конструировании Иракских войн на канале CNN. В то же время такие медиаобразы активируют коллективную образную память, наделяя их – как, например, образы 11 сентября на фоне соответствующих голливудских эпизодов – огромным потенциалом цитирования.[1099] Подходы визуальной риторики[1100] расширяют здесь круг основных вопросов: какая сила воздействия исходит от образов? какой силой убеждения обладают образы в реальности, определяемой медиа? воспроизводится ли в образах культурное знание? с какими гендерными и властными иерархиями связаны образы? существует ли