Шрифт:
Закладка:
— У-оу, эврибади плей ту фулл, — (каждому приходится валять дурака), — напевал я со всем энтузиазмом человека, который напрочь лишен музыкального слуха, песенку Эрвина Невилла, которую полюбил еще на Земле, слушая привезенные Дэвом кассеты. Идиотизм складывающегося положения, всей складывающейся ситуации, требовал душе излиться в чем-нибудь подходящем, вот я и пел.
Петь в вкаууме — это как раз для тех, кому, как мне, медведь на ухо наступил. Зато у меня имеется целая куча других достоинств. Я размышлял об одном из них, маршируя по реголиту Коричневой Луны в домашних шлепанцах, то есть тольпарах, шортах и непонятного уже цвета майке — реликвии в еле ощутимом коконе энергоскафандра, неся в руках один из подарочков Тхая — Меч Власти. В частности, я размышлял о своем дологотерпении. При этом откровенно валял дурака по совету данной песни, чувствуя на своей шкуре напряженный взгляд Валькирии, заинтересованный — Кобры и страдальческий — Мани…
— Это все предстоящий обряд, — сообщил я пространству, — Это ж надо такое умудрится придумать: активировать суперустройство древними каноническими заклинаниями, причем именно на древнетхерранском, который и Мани еле-еле понимает. Скорей всего меч таки мечом останется. Ведь ему, бедолаге, уже столько столетий.
Только что меня заставили зарубить на носу заклинание активации, примерно такое: «О Меч Власти, спавший сто тысяч лет, пробудись, ибо мироздание переполнено злом и мириады миров вопиют о Твоей помощи, алкая кары нарушителям покоя Вселенной…» и так далее. И тому подобное. Всякие старорежимные ритуалы минут на сорок. Я очень терпеливо все это слушал полдня, и в конце концов меня выпустили наружу. Ведь я вежливо кивал и со всем соглашался. Цену болтовне я знал. И цену супертехнологиям — тоже. Дело в том, что одно плохо сочетается с другим. Если технология это точность, то супертехнология — это сверхточность. А болтовня… это болтовня.
— Можно здесь, — благосклонно прервала мои размышления Валькирия, когда я отдалился примерно на пол-мили (я как раз влез на плоский холм) — Так нам все прекрасно видно почти в натуральном масштабе. Можешь приступать.
— Слушаюсь, ваше благородие! — я картинно взмахнул мечом, отчего ножны слетели с клинка и плавно разбросали катышки реголита шагах в пяти слева, после чего изобразил салют, взяв заметно разогретую рукоять обоими руками и направив, по инструкции, в наименее густо усеянное звездами небо. И начал речь:
— Проснись, о тесак, годный лишь на резку вареных колбас по два сорок! Ибо за одного битого двух небитых дают, отчего я решился пригласить тебя на прогулку по сей дивной планете, где ларьки с напитками и фонтаны с одеколоном, а так же пивом на каждом шагу, не говоря про более доступные удовольствия. Отчего говорю тебе волшебное слово, воскрешающее даже мертвую железяку: «ЯАКАТЫТАКУС»!!! Раз! Два!! ТРИ!!! Идущий впереди меня идет позади меня! Пять! Шесть! Семь! Ибо мечет бисер перед свиньями! Отчего происходит, что человек равен свинье, однако трезвой…
Рукоять вздрогнула. Затем вздрогнула почва под ногами. Внутри черепа раздался скрипучий хриплый мыслеголос:
«Прекрати нести дичь! Отвечай мне, Мечу Власти, смертный, кратко, внятно и полно: зачем разбудил?!»
— Так уж получилось, — пожал я плечами, — Стечение обстоятельств, милок.
«Чего ты жаждешь?»
— Спасибо, — с достоинством сказал я, — У меня пока что все есть.
«Почести, власть, слава, могущество?»
— Ни в коем случае, ну что вы себе позволяете! — возмутился я, — Я не ищу ничего такого.
«Может быть тебе необходимо влияние или богатство?» — поинтересовался меч.
— За кого вы меня принимаете?
«Женщин?» — нерешительно спросил меч.
— И с доплатой не нужно.
«Уж не ищешь ли ты смерти, несчастный, если у тебя нет никаких страстей?»
— Дурак я, что ли? — усмехнулся я, — Тут немного странная ситуация. Мне нужна твоя помощь, но я могу обойтись и без нее. Испытываешь ли ты эмоции?
«Это возможно», — сдержанно ответил мыслеголос.
— Будем друзьями. Равноправными друзьями. Я прислушаюсь к твоему мнению, но и ты уж считайся с моим. А в правители я не набиваюсь, это совсем не мое. Решать тебе — принять ли мое предложение, мою дружбу, или нет. Если нет — то считай, что я тебя не будил. Буду рад избавиться от лишних собеседников.
Мои слова повисли в космической пустоте. Я был окружен вакуумом, и тишина получилась полнейшей — до звона в ушах и отчетливого стука собственного сердца.
Вдруг медные наросты на теплой рукояти обрели эластичность и намертво прижали пальцы к рукояти. Теперь при всем желании я не мог выпустить Меч Власти, отбросить этот тесак от себя прочь.
«КАНДИДАТ В ИМПЕРАТОРЫ, вы готовы пройти Испытание?»
Я пошатнулся и попытался вырвать пальцы. Молча, думая, что меня опять подло поставили перед фактом, не удосуживаясь хоть предупредить. Суставы пальцев трещали, но руки не отлипали ни на миллиметр. Меч повторил вопрос. Я зло заорал первое же, что пришло в голову:
— Нет, не готов, я только что из дурдома, я писать хочу, отпусти меня, прихвостень императорский, я ж сейчас обделаюсь, ну, быстро!
Меч без комментариев расфиксировал правую руку. Я тут же попытался разогнуть наросты, удерживающие левую, но не тут-то было. Меч, похоже, зафиксировался в определенной точке пространства, и левая рука надежно, как забетонированная в стену, удерживалась им. Я рванулся всем телом, готовый скорей оторвать себе пару пальцев, но отделаться от подлого подарка. Кроме адской боли в руке, рывок ничего не дал.
«Кандидат и Императоры…»
— Пош-шел ты козе в трещину, я никакой не кандидат, это ошибка, отпусти!!!
«…Примите Испытание с достоинством, отличающим членов рода Ра!!!»
Через подошвы в тело проникла вибрация, и скоро я почувствовал себя словно в шатре огромного колокола, в который звонят что есть сил. Говорят, в Древнем Китае существовала такая пытка. Чтобы не вывернуть снова изнасилованную отчаянным рывком левую руку, я вцепился в рукоять правой, о чем тут же пожалел — ее снова зафиксировали. Через нервные окончания в голову огненным потоком хлынула информация о тысячелетиях интриг, побед и поражений Империи, превратив время в мгновение пытки, длящееся вечность. Всю верхнюю половину тела свела сплошная конвульсия, несмотря на это, меня вырвало, при этом, захлебываясь в собственной рвоте, я надсаживался в крике, пытаясь хоть как-то ослабить непредставимую боль. Но несмотря ни на что, я оставался галаксменом — глаза сами собой фиксировали, что вокруг творится натуральный пиздец — вокруг меня плясали булыжники размером с Валькирию, беззвучно подскакивая и сталкиваясь, рассыпаясь в щебень. У меча больше не было лезвия — я держал в руках короткий черный жезл, из верхнего торца которого рвался вверх ровный ревущий столб белого