Я первым делом спросила у Алевтины Никаноровны, где мне можно избавиться от беременности. Она четко сказала: «Нигде». Я знаю, что наши девочки, если не врут, делают аборты, некоторые из них. Но может быть, им просто хочется казаться взрослыми, не знаю. Раньше я думала, что они всё врут – и про своих мужчин, и про аборты. А теперь я и не знаю. Ведь про меня, скорей всего, даже никто и не догадывается – про то, что у меня в жизни есть Лелуш. Или был, наверное, так лучше. Был, да. И от него остался ребенок, который еще не родился, но скоро родится.

Алевтина Никаноровна сказала, что на таком сроке аборты делают только в случае, если мать чем-то таким больна, что ей нельзя рожать. Но я поискала в Интернете, нашла, что есть места, где можно сделать аборт «на любом сроке». Правда, люди пишут, что за это могут посадить в тюрьму и того, кто делал аборт, и ту девушку, которая пришла на такой аборт. И еще что от этого можно умереть.

Умереть я не очень боялась, даже иногда хотела, но попасть в тюрьму я боюсь, особенно после того, как Таисья показывала нам документальный фильм про женскую колонию особого режима. Она показывала с какими-то купюрами, говорила, что нам это нельзя смотреть. Но все полезли после урока, естественно, смотреть, что там такое было. И – не нашли фильма. Было написано, что он удален по чьему-то требованию из-за нарушения норм морали и жестоких сцен. Нора Иванян предположила, что Таисья скачала этот фильм и сама пожаловалась на него, чтобы его удалили. Но и того, что она нам показала, мне хватило, чтобы на всю жизнь понять – нет, ни за что. Лучше умереть, чем там оказаться.

Дядя Алик не хотел меня отпускать, я могла убежать, пока он куда-нибудь бы отлучился, уехал на своей тачке, но мне не хотелось. Поэтому я как могла, несколькими словами, которые он точно понимал, объяснила ему, что мне обязательно нужно уйти. Я показывала рукой далеко-далеко и говорила: «Хорошо!» И потом обводила вокруг себя, говорила: «Москва! Нехорошо!» Тогда он дал мне триста рублей, теплые носки, которые я уже сняла и надела свои, и, подумав, даже отдал один из двух термосов, куда кто-то ему набирал еду на кухне. Но термос я не взяла, потому что мне и так сегодня мой рюкзак показался тяжелым. Свой тяжелый башмак я пока не решилась выбросить, хотя он занимал место и много весил.

Получается, сегодня у меня есть то, что большинство людей на земле всегда считало и считает высшей ценностью, так, по крайней мере, нам говорит Назар Даниэлович. Это – свобода.

Когда он спросил нас в первый раз об этом, мы гадали целый урок, и только где-то к концу урока Нора Иванян задумчиво произнесла: «Свобода?..» – «Да!» – сказал уже даже не очень радостно Назар Даниэлович, а скорее раздраженно. Во-первых, мы ему надоели своей тупостью, а во-вторых, он хотел, наверное, нас потрясти ответом. Потому что чего только мы не называли – сначала, понятное дело, деньги. Еще – драгоценности, бриллианты, машины, яхты, частные самолеты, свои армии и смертоносное оружие, которым можно сразу убить всех врагов. Девочки говорили про любовь, мальчики постепенно догадались, что можно называть что-то абстрактное, а не марки машин, и кто-то сказал «власть». Поэтому Нору Иванян сначала даже особенно никто и не расслышал. И с тех пор Назар Даниэлович напоминает нам и о том, насколько у нас тупой класс, и о том, что является главной ценностью мира.

В отличие от многих моих одноклассников у меня есть плохая привычка – слушать наших учителей и многое запоминать. На самом деле, это правда – чем меньше ты знаешь, тем меньше у тебя сомнений и тебе легче живется. Поэтому тем, кто на уроках выбирает маникюр или смотрит смешные или неприличные ролики, жить веселее, чем мне.

Свобода… Я могу пойти, куда хочу. У меня есть полторы тысячи рублей, даже больше, я смогу купить себе еду. У меня есть очень много времени впереди. У меня почти не болит нога. Меня никто не может одернуть, наказать, не разрешить мне съесть, например, вареное яйцо или выпить молока. Возможно, завтра у меня не будет денег, чтобы купить молоко и хлеб, но завтра будет завтра. Я могу поехать в далекую страну, туда, куда можно попасть по российскому паспорту, я знаю, что есть такие страны. Я зарядила по дороге телефон, с удивлением увидела, что здесь на остановке автобуса есть такое специальное устройство, и студенты, болтая, заряжают там телефон.

С Интернетом жизнь сразу стала проще. Я узнала всё, что хотела, посмотрела карту России, нашла себе водителя с услугой «бла-бла-кар», который обещал отвезти меня всего за триста пятьдесят рублей далеко от Москвы. Я решила, что мне всё равно, куда ехать, лишь бы подальше от своего бывшего дома и от мамы.

Время от времени меня посещали некоторые сомнения, потому что я совсем не знала, что буду делать, когда приеду в далекий город, где видно горы и по склонам гуляют лошади и овцы, но я решила так: намного хуже, чем здесь, мне наверняка не будет.

– Кристина… – Папа говорил так тихо, что я с трудом разбирала его слова. – Не сердись на маму… Она… – И папа что-то сказал, что я не расслышала.

Я приподнялась на кровати. Я сплю? Откуда здесь папа? Да нет, не сплю…

– Ты не должна сердиться на нее… Она… – Он опять что-то произнес тихо-тихо. – Понимаешь?

– Я не слышу тебя.

Какое у папы странное пальто. Наверное, он купил его, пока меня не было дома. Но как же он меня нашел?

– Мама… она… Только спокойно отнесись к этому, Кристиночка… Она ждет ребенка. Понимаешь? Поэтому она такая нервная.

– Что? Она тоже?

– Как тоже? А кто еще ждет? Ирка? Ирка, я так и знал… Зря даже она приехала в Москву…

Разве папа не знает, что у тети Иры не может быть детей? Совсем не может, никогда… Из-за Лёхи, из-за Витька, из-за всех тети-Ириных ошибок… Она верит в чудо и в Москву, где с ней это чудо произойдет… А мама говорит, что с такими дурами чудес не бывает…

А как ему сказать обо мне? Нет, не буду я говорить. Он всё равно не поймет.

– Кристина!