– Это не просто обычная пропажа, шеф. Если вы повнимательнее рассмотрите детали… Документы никогда не лгут.

«Воспоминания об убийстве». Ким Сан-гён объясняет коллегам, что пропажи девушек на самом деле являются серийными убийствами.

Ли:

Если рассматривать сценарий как документ кинофильма, то считаете ли вы, что в нем заключается весь фильм, или, скорее, он является лишь напоминанием о том, что необходимо учесть во время съемок?

Пон:

Я всегда стремлюсь сделать сценарий и раскадровку максимально детализированными. Например, во «Вторжении динозавра» я даже прописал момент, когда обессиленная Нам-чжу (Пэ Ду-на) проваливается в сон и у нее слегка задирается одежда, а отец, Хи-бон (Пён Хи-бон), ее поправляет. Но даже с учетом этого я считаю, что, когда фильм отснят, сценарий перестает существовать. Для меня абсурдно слышать о фильме: «Сценарий плох, но визуальная составляющая отличная». Ведь зритель не читает сценарий, а воспринимает фильм через экран. Итоговый продукт – фильм, не сценарий. Поэтому сразу после завершения работы над сценарием я стараюсь его отпустить. Кроме того, много материала добавляется уже в процессе съемок.

– Никак не закончим.

«Воспоминания об убийстве». Сон Кан-хо многократно вынуждает подозреваемого Пак Но-щика давать показания под запись и раздражается, когда в конце остаются пробелы в деталях.

Ли:

Какая из четырех ваших полнометражных картин была самой сложной с точки зрения определения последней сцены?

Пон:

Ни в одном из четырех фильмов я не испытывал затруднений с выбором последней сцены. Она всегда была четко определена заранее. Однако в случае с «Лающие собаки никогда не кусают» мы долго мучились с кульминационной сценой. Это момент, когда Юн-джу (Ли Сон-джэ), намекая на свою вину в убийстве собаки, убегает. У меня не было уверенности по поводу этой сцены, поэтому мы пробовали самые разные варианты и дубли.

– Давай я сделаю тебе иглоукалывание. Есть одна точка, она развяжет узлы в твоем сердце. Забудешь все плохое, что смог вспомнить. Оголи свое бедро. Только я знаю, где эта точка. Здесь от сустава шестнадцать сантиметров вверх.

«Мать». Ким Хе-чжа уговаривает Вон Бина, вспомнившего плохое.

Ли:

Из четырех фильмов самая пронзительная заключительная сцена в «Матери». Хе-чжа сама себе ставит иглу в бедро, стремясь забыться. И затем она присоединяется к танцующим, и ее движения напоминают ритуальный танец. Но ведь невозможно, чтобы после этого она действительно могла забыть всю правду, что причиняет ей страдания. Как мать сможет продолжить жить?

Пон:

Ей никто не ставит иглу, она делает это сама. Снимая эту сцену, я осознавал, насколько это жестокий финал. Но остановиться было невозможно – ведь, если остановиться, выйдет ни рыба ни мясо. Я сомневаюсь, способен ли наш фильм отразить ту боль, которую несут наши матери. Если да, то зритель поймет и примет, а если нет – фильм станет еще одной из многочисленных криминальных картин. Я уверен, что каждый родитель, даже не доходя до крайностей вроде убийства, совершал что-то плохое ради своего ребенка. Возможно, из-за детей мы становимся чрезмерно эгоистичными, желаем кому-то зла в интересах своего сына или дочери. В обыденной ситуации людям удается контролировать себя, но в критической ситуации мы ломаемся. Человек может быть подвергнут жесточайшим испытаниям, как это было в фильме «Выбор Софи»[250]. Просто в повседневной жизни подобные испытания обычно менее трагичны. Однажды я чуть с ума не сошел из-за сына. С этой точки зрения «Мать» – очень страшное кино. И сейчас я задаюсь вопросом, что именно я хотел сказать, когда начал писать «Мать».

Ли:

Интересно, какой ответ на этот вопрос вы нашли к настоящему времени. Что вы хотели сказать через «Мать»?

Пон:

Действительно ли материнская любовь прекрасна? Или же – является ли она исключительно прекрасной? Мы часто возводим в культ отношения между матерью и ребенком, но в реальности это просто отношения двух людей, в которых также может господствовать тьма, и они могут причинять страдания друг другу.

– Внимание. Пассажиров автобусного тура для родителей просим пройти на посадку к входу номер 7.

«Мать», объявление о начале посадки на автобус.

Ли:

Иностранным зрителям должно быть сложно понять контекст, в котором пожилые женщины с таким отчаянием танцуют в узком проходе туристического автобуса в финальной сцене «Матери».

Пон:

А им никогда не понять этот контекст, и с этим ничего не поделаешь. Но для меня важнее всего, чтобы это было понятно корейскому зрителю. Если честно, в детстве я ненавидел это. Недоумевал, почему они так дико ведут себя в туристическом автобусе. Когда-то я был в горах Одэсан[251] и, стоя на парковке, с ужасом наблюдал, как, несмотря на то, что автобус уже прибыл в пункт назначения, женщины продолжали плясать. Их приоритет полностью сменился. Я тогда был слишком юн и не понимал, что эта безумная пляска тетушек была на самом деле танцем их горечи. Тогда мне это казалось вздорным и сверхъестественным. Думаю, взгляд западных зрителей на эту сцену будет схож с моим в то время. Хе-чжа взвалила на себя весь груз ответственности, и я полагаю, что то же самое было и с теми тетушками. Ведь у каждого человека есть своя тяжелая история.

– Давай выйдем.

«Мать». Хостес в караоке предлагает адвокату спеть вместе.

Ли:

В последнем кадре, когда Хе-чжа, танцуя, присоединяется к остальным женщинам, из-за сильно трясущейся камеры и ослепительных лучей заходящего солнца мы видим не отдельных людей, а лишь одну большую массу. В этом я увидел высококлассное мастерство режиссера, расширяющего трагедию одного человека, Хе-чжи, до масштабов общей трагедии.

Пон:

Мы готовились к этому кадру более полугода. С самого начала я заявил, что мы не будем использовать спецэффекты в этой сцене. Чтобы люди слились в единую массу, нам было нужно, чтобы реальное солнце село за горизонт. Для этого вокруг не должно было быть гор или высоких зданий. Чтобы солнечные лучи проходили насквозь, дорога должна была пролегать с юга на север. Съемки нужно было провести в сжатое время.

В итоге мы нашли широкое поле неподалеку от Инчхонского аэропорта. Решили, что лучше всего снимать в начале января для соблюдения всех условий. Ощущения были подобны получению ПДР[252] у акушера-гинеколога (смеется). Я ужасно волновался. Какой будет погода? Получится ли эта сложная съемка с таким количеством актеров массовки? Ведь нам нужно было успеть снять все за двадцать – тридцать минут, пока садится солнце. В итоге актеры плясали в несущемся автобусе,