лишения, которые, как я знал, он испытывал ежедневно. Нравится нам это или нет, но ханойские лидеры проделали впечатляющую работу по убеждению северовьетнамского населения в священной миссии спасения своих южных собратьев из лап империализма. Когда я размышлял о политических и военных реалиях, с которыми мне довелось столкнуться в провинции Хаунгиа, этот факт был самым отрезвляющим из всех.

А если судить по военной технике, которую я видел на поле боя, то решительно настроенное правительство Ханоя получало постоянную и обильную поддержку от своих союзников-коммунистов. Несмотря на то, что первая попытка комбинированного наступления армии Северного Вьетнама оказалась несколько неуклюжей и дорогостоящей, масштабы наступления Нгуен Хюэ являлись предвестием грядущих событий. В следующий раз — а все, кто понимал ханойских коммунистов, знали, что следующий раз обязательно наступит, — наступление должно было быть масштабным и решительным.

«Трудно предсказать, — писал я брату, — сколько времени пройдет до следующего раунда, но одно ясно уже сейчас. Северовьетнамцам очень нужна передышка. Просто невозможно представить себе, что они могут задействовать практически всю свою армию, нести такие потери в людях и технике, как сейчас, и не нуждаться в передышке». В это время в Париже проходила встреча доктора Киссинджера и Ле Дык Тхо, и ходили слухи о скором прекращении огня. Это был год выборов, и я почти не сомневался, что администрация предпочтет к осени договориться с Ханоем. Из разговоров с моими вьетнамскими друзьями я знал, что они относятся к перспективе прекращения огня со смешанными чувствами. Не было сомнений, что подавляющее большинство населения Южного Вьетнама уже давно устало от страданий и кровопускания. Люди устали от войны, которая никак не утихала. И крестьяне, и горожане жаждали прекращения страданий, которые порождал каждый новый виток насилия. В последний месяц моего пребывания в Хаунгиа не проходило и дня, чтобы мне не приходилось отвечать на вопросы о вероятном прекращении огня.

Но если люди были утомлены войной и стремились покончить с ней, то в то же время они испытывали тревожное чувство беспокойства из-за возможности того, что любое прекращение огня может привести к уходу американцев. Присутствие горстки американских советников в Хаунгиа имело символическое значение, которое было совершенно непропорционально тому вкладу, который те немногие из нас могли внести в военные действия. Разгром северовьетнамцев региональнымии силами Хаунгиа являлся односторонней операцией Южного Вьетнама, но как бы мы не пытались убедить южновьетнамцев, что мы им больше не нужны, что 1972 год — это не 1965-й, они не верили. Вьетнамцы рассматривали американское присутствие в той или иной форме как необходимое условие своей способности противостоять военной машине Ханоя. Когда я возражал, что они прекрасно проявили себя во время недавнего наступления, мне так и не удалось развеять их страх перед последствиями нового вторжения северовьетнамцев. Южновьетнамцы признавали, что они показали Ханою, что могут защитить свою землю, но затем спешили добавить, что у коммунистов есть мощный союзник — обстановка, которая делает американскую поддержку крайне необходимой, а для вьетнамского народа наша поддержка была надежной только тогда, когда вьетнамцы и американцы делили трудности вместе. «Вы должны помнить, дайви, — сказал мне один из майоров АРВН, — что мы боремся не только за свою свободу, но и за вашу. Наш народ твердо убежден, что Вьетнам — неудачная пешка в шахматной партии между двумя великими мировыми державами. Нам нелегко переносить жертвы, но мы справляемся с этим, постоянно напоминая себе, что наше дело — это также и дело Америки. Каждый раз, когда мы видим высокого американца в военной форме в джунглях, мы вспоминаем, что ваша страна заинтересована в нашем успехе».

К тому времени, когда мои пассажиры радостно приветствовали наше прибытие на базу ВВС Трэвис, я уже написал ответ на вопрос брата: «Выживет Южный Вьетнам или нет?»

«В целом, — писал я, — выживет или не выживет Южный Вьетнам после решительных попыток Ханоя воссоединиться, зависит от двух больших “если”. Во-первых, после прекращения огня Южный Вьетнам должен будет продолжать получать любую американскую поддержку, которую потребует обстановка. В идеале остаточные советнические силы скромного размера могли бы стать эффективным и видимым знаком этой приверженности. Если боевые действия каким-то образом продолжатся, мы должны быть готовы предоставить южновьетнамцам инструменты для выполнения работы, независимо от того, насколько неприятным нам может показаться дальнейшее кровопускание. Во-вторых, президенту Тхьеу, если он рассчитывает, что его народ и дальше будет нести бремя национальной обороны, придется навести порядок в своем доме. Возможно, коррупция в азиатских странах — явление эндемическое, но я просто не верю, что Южный Вьетнам может позволить себе такую роскошь. Страна страдает от тлеющего повстанческого движения, а на ее территории или вблизи нее расположились несколько сотен тысяч северовьетнамских войск. В предстоящих испытаниях южновьетнамскому солдату придется осознать, что он сражается не только за свое правительство, но и против коммунизма. Если эти два условия будут выполнены, то я уверен, что наши усилия во Вьетнаме будут оправданы, но если мы не сможем оказать вьетнамцам должной поддержки или если президент Тхьеу не сможет навести порядок в своем доме, то северовьетнамская армия, вероятно, одержит верх».

Этот прогноз был обобщением моих впечатлений от пребывания в Хаунгиа, полученных на основе того, что я видел на поле боя во время наступления Нгуен Хюэ; того, что я узнал о тяжелом положении и представлениях сельского крестьянства; того, что я почувствовал в отношении и мотивах солдат всех трех вьетнамских сторон — Вьетконга, Северного Вьетнама и наших южновьетнамских союзников. Этот опыт твердо убедил меня в том, что, будь то прекращение огня или его отсутствие, силы Ханоя и Сайгона в конечном итоге сойдутся в очередном раунде боевых действий. Приведет ли этот очередной эпизод к очередному разочарованию северовьетнамцев или к краху Южного Вьетнама, предугадать было трудно, но я покидал Баочай с предчувствием, что перспективы провинции Хаунгиа не радуют, и что Южный Вьетнам, который сам был такой же провинцией, только в бóльшем масштабе, находится в серьезной опасности.

Во время поездки я не видел ничего, что могло бы хотя бы отдаленно свидетельствовать о том, что южновьетнамское правительство может или хочет очиститься от коррупции, которая так мешала его делу и помогала коммунистам. Из бесед с многочисленными вьетнамцами я слишком хорошо знал, что любое наступление на коррупцию должно быть инициировано из Сайгона. «Крыша течет сверху вниз, дайви», — таков был любимый вьетнамский афоризм, который мои друзья любили приводить каждый раз, когда мы обсуждали тему коррупции.

Наконец, из новостей, доходивших до нас из Вьетнама, я понял, что разочарование американцев во Вьетнаме было обширным