подпрыгнула. Мужчина продолжил:

— Чтоб после этого разговора я не видел его в подвалах театра.

Изабель напряглась, взглянув сначала на Гаскона, потом на Эрика.

— Сделаю всё возможное.

— Уже делаешь.

Эрик шагнул вперёд, опустил ладонь на талию девушки, прильнул к ней, зарылся носом в пышные кудри. Изабель вспыхнула. Её всякий раз поражала беззастенчивость мужчины, который нисколько не боялся проявлять свои чувства на людях.

Изабель глухо вздохнула и перевела взгляд на Гаскона.

— Мсье Мартен… мы можем начинать?

— Да, — начальник выдохнул в потолок струйку дыма, глядя на небольшую хрустальную люстру. — Начало… с самого начала мы втроём условились, что не тронем ни друзей, ни знакомых Леру, ни других актёров из Opéra Garnier. Тем более, ряды последних уже поредели.

Он бросил мрачный взгляд на Эрика. Призрак Оперы не отреагировал на обвинение.

Потерев руки, Гаскон сел в кресло, стряхнул пепел на одну из старых газет, что вот уже пять лет лежали на тумбочке. Эрик опустился на мягкий диван, привлёк Изабель к себе.

Он не мог даже на мгновение отпустить её, будто боялся, что девушка в любой момент могла сбежать.

— Хочу сказать, что это было моим требованием, — продолжил Гаскон, выдыхая дым, — не все люди в мире виноваты, что Луи Леру — сумасшедший психопат. Тем более, вне стен театра он был учтив, вежлив, даже скромен. Но если рядом была сцена — у парня начинались припадки. Ну как и у твоего, Идо, — он кивнул на Эрика. — Только Валуа все капризы прощались за опыт работы, славу и талант. Леру же хотел всего, сразу, побольше и никогда не был доволен успехами. Потребительское отношение во всей красе.

Гаскон втёр докуренную сигарету в газетный лист и тут же закурил вторую.

— Грешно так о покойниках, но и до пожара он был гнидой, — Гаскон откинулся на спинку кресла, зажав сигарету зубами. — Мы решили мстить этой твари за Валуа, пока он не спалил своими амбициями всех актёров Парижа. Мы условились, хотели продумать все действия, чтобы у каждого было алиби, но… разве Валуа позволит выдохнуть и подготовиться? Как только Леру дал первое представление в «Lacroix», Призрак Оперы похитил его жену прямо из гардеробной.

Изабель посмотрела на Эрика. Его бледное лицо ничего не выражало.

— Лёгкая мишень, — продолжил начальник. — Валуа… мне говорить, что ты с ней сделал?

— Да.

— Как угодно, — Гаскон пожал плечами и глубоко затянулся. — Честно говоря, и сам не знал, как с ней поступить. Пытать? Грязно. Убить сразу? Мелочно, безыдейно, на месть не похоже. Поэтому он запер Лоретт в каменном склепе без еды и воды почти на неделю.

Глаза Изабель округлились. Гаскон же казался бесконечно уставшим, печальным.

— Когда мы её вытащили, она была в ужасном состоянии, — начальник с хмурым видом стряхнул пепел, не глядя на девушку. — Всё это время она плакала, звала на помощь, скребла ногтями камень, пока не содрала их. Лоретт… каким-то образом поняла, кто её похитил, и потому стала каяться в грехах мужа. Она рассказала всё о пожаре, клялась в своей ненависти к супругу, даже захотела помочь. Неудивительно. Запри человека в каменной коробке без света, еды и воды, он от унижения поклянётся не только в этом.

Гаскон сделал паузу, чтобы затянуться.

— Когда её вытащили, она была седой. Лоретт не могла двигаться, так что нам с Бодлером пришлось тащить её, капельницу ставить, приводить в чувства. Ну а потом… не требовалось её долго уговаривать. Она рассказала о всех родственниках Леру, дала их адреса, места работы.

Он хмыкнул, посмотрев в потолок.

Изабель глубоко вздохнула. Гаскон не вкладывал в рассказ эмоции, его речь струилась легко, плавно, точно он давно хотел выговориться.

Вот только она будто слышала невнятный лепет сошедшей с ума от отчаяния, изнурённой, будто видела её кровоточащие пальцы, из которых она высасывала кровь, чтобы хоть что-то выпить, которые она грызла, чтобы хоть что-то съесть.

И как она содрогалась от любого шороха, боясь, что в любую секунду её казнят.

— А потом Лоретт призналась, что знала о готовящемся поджоге, призналась, что помогала Луи в этом, — лицо Гаскона исказилось от отвращения. — Она знала, что муж ей изменял, и таким образом хотела его удержать.

Он перевёл взгляд на Эрика, замерев с сигаретой в пальцах, посмотрел его на Изабель.

— Дальше?

— Да, — ответила девушка.

— Знаешь, Идо… «Бал повешенных» — очень обобщённое название для того, что мы сделали. Лоретт должна была стать предупреждением для Луи, предзнаменованием, знаком, что месть не заставит себя долго ждать, — Гаскон ненадолго умолк, отведя взгляд в сторону. — А потому поступили мы с ней так же, как Леру поступили с Валуа.

Его голос прозвучал в густом мраке, как приговор.

— Облили бензином и чиркнули спичкой.

Изабель так шумно вздохнула, что Эрик крепче сжал её плечо. Гаскон с хмурым видом смотрел на неё. Он не спешил продолжать.

— Она, — прошептала Изабель, обратившись к Призраку Оперы, — была жива в этот момент?

— Да.

Изабель сжала губы, чувствуя, что её трясло. Глаза Эрика не отражали ни печали, ни раскаяния, лишь пламенную, вероломную, непреклонную решимость. Да и с чего бы ему испытывать муки совести из-за мучительной смерти очередной сволочи?

Девушка попыталась представить себя на его месте и не могла. Только в этот момент она осознала, насколько сострадательным человеком была. Месть Эрика была жестокой, ужасной, но не лишённой идеи — как и всё, к чему бы он ни прикасался. Он вкладывал свою творческую натуру даже в убийства, работал над каждой деталью с тщанием ювелира.

Изабель не смогла бы это повторить, не смогла бы даже ранить другое живое существо. Даже в гневе, даже из мести она не пожелала бы, чтобы человек мучился, как при сожжении заживо.

Она моргнула, и ей в нос словно ударил едкий запах бензина. Изабель тут же представила, как пламя скользнуло по исхудалым, окровавленным рукам Лоретт, как несчастная женщина закричала, пытаясь сорвать с себя горящую одежду. Ощутила запахи палёных волос и плоти.

Она с трудом подавила тошноту.

Но… не это ли однажды испытал Эрик?

Не он ли однажды выбрался из Ада?

— Идо, ты белее мела.

Изабель утёрла пот со лба.

— Продолжайте, — произнесла она дрогнувшим голосом.

— Валуа..?

— Она не оставит в покое ни тебя, ни меня, — голос Эрика звучал непривычно глухо, словно издалека. — Пожалуйста, дальше.

Тем не менее, Гаскон тяжело вздохнул, медленно выкурив ещё одну сигарету. Он потёр руки, не спеша продолжать разговор, вперив хмурый взгляд в пустоту.

Изабель не торопила его. Тяжело дыша, она крепко сжала кулаки, пытаясь унять