Шрифт:
Закладка:
Девушка прижалась к его груди, закрыв глаза.
— Я бы тоже повторила, — шепнула она, сгорая от стыда, стискивая его фрак на спине. — Но не раньше, чем ты мне расскажешь про Бал.
В ответ Эрик замолчал, замер, какое-то время глядя в пустоту перед собой.
— Да… именно для этого мы здесь.
Изабель взглянула на него. Эрик побледнел, его взгляд стал мрачнее и злее, но в его лице не было того же ужаса, что девушка видела в поместье де Валуа.
И, если задуматься, ни одно преступление не вызывало у него страха. Только слепую ярость.
— Пьер и Гаскон долго расспрашивали о пожаре, — он закрыл глаза. — Сам не знаю, как рассказал им. Должно быть, я был в бреду. Впрочем, неважно. Как сейчас помню, что Гаскон в тот день курил одну сигарету за одной, а Пьер… Пьер всегда был импульсивен. Он в ярости врезал кулаком по стене и рассёк себе руку до крови.
Слушая его, Изабель прильнула к его груди, ухом прижавшись к области сердца. Обычно его ровный пульс успокаивал девушку, но сейчас оно билось с такой силой, будто давний гнев разрывал его на части.
— Я знал, как поступить с Леру, — Эрик мягко перебирал пальцами её кудри. — Сначала я хотел лишить его семьи, довести его до отчаяния, свести с ума. А потом… а потом изуродовать. Неважно, как: огнём, кислотой, ножом или инъекциями — плевать! Я засыпал с желанием уничтожить его так же, как он уничтожил меня, — он прерывисто вздохнул. — Но Луи всегда был слабохарактерным хлюпиком.
Изабель зажмурилась, крепче обняв его. До неё не доходили новости о трагедии семьи Валуа, она ничего не помнила о самом Эрике, когда он был на пике славы.
Но про самоубийство Луи Леру она прекрасно знала. Его вздувшееся, распухшее тело выловили из Сены неподалёку от университета, в котором училась девушка.
Вид утопленника так впечатлил её, что в тот же день она села за либретто для своей «Терезы Ракен».
Эрик ненадолго умолк, оглядывая свою гримёрную.
— После моей смерти, — голос Эрика звучал глухо. Он медленно приближался к той точке, когда эмоции начинали душить его, сдавливали горло, отнимали дар речи. — Пьер пригласил Луи в Lacroix. Opéra Garnier был на долгое время закрыт из-за инцидента с люстрой. Руководство не вылезало из судов с родственниками погибших, да и… в театре на год был объявлен траур из-за трагедии. Они до конца так и не восстановили свою репутацию.
Изабель нахмурилась. От одного названия Opéra Garnier перед мысленным взором воскресало бледное, окровавленное лицо Блеза Бувье с зияющей дырой во лбу.
Ей не было жаль нахального журналиста, она не проронила по нему ни слезинки.
Но картина смерти навсегда была выжжена у неё на сетчатке глаз.
— Ты их разорил, — выдохнула девушка.
— Да, — ответил он, гладя её по спине и затылку. — Но мне не жаль. После гибели отца и матери театр лишился души и сердца.
Эрик стиснул зубы, напрягся. Его горло сдавил болезненный спазм.
— Opéra Garnier лишился ещё и тебя, — девушка прильнула к мужчине, обнимая его за плечи. — Прекрати принижать свои таланты.
— Да, — хмыкнул Эрик. — Как я мог забыть, что театр остался без страшного, как смерть, Носферату?
Изабель несильно стукнула его кулаком.
— Ладно-ладно. Гуинплена.
— Ты не смеёшься.
— Как и он.
Изабель нахмурилась, встретившись с ним взглядом. Эрик справился с эмоциями и сейчас невесело улыбался. В его карих глазах девушка видела глубокую, давнюю печаль.
Он не хотел рассказывать о последующих событиях.
Но должен был.
— Моя гримёрка перешла Луи, — выдохнул Эрик, кивком указав на туалетный столик. — О, видела бы ты, как этот ублюдок… как он… как он был счастлив.
Последние слова дались ему с трудом. Закрыв глаза, мужчина выпустил девушку из объятий, отпрянул, прислонился спиной к стене и провёл ладонью по лицу. В который раз он поморщился, не обнаружив на нём маски.
Эрик тяжело дышал, закрыв глаза, пытаясь успокоиться.
Он мог контролировать чувства, мог их подавить, мог их вызвать. Но перед своими обнажающимися тайнами он был беззащитен.
Изабель огляделась. Ей хотелось хоть чем-то помочь ему.
Подойдя к столику, она взяла ещё одно письмо от влюблённой поклонницы.
— Все письма адресованы тебе, — произнесла она, — и ни одного — Леру. Эрик… Бал начался с психологического насилия?
Мужчине требовалось время, чтобы обрести над собой контроль. В полумраке гримёрной раздался его вкрадчивый шёпот.
— Почву для Бала я подготовил чуть раньше. Старший брат Луи — Лоран — пропал без вести. Театр, где этот ублюдок выступал, закрыт после случая с люстрой. А в Париже ходят слухи о Призраке Оперы, — он прервался. — Это ничтожество играло только мои роли, ему отдали мою гримёрную, он не мог отделаться от моей тени, преследующей его. Письма на моё имя, приходящие ему, довели его до нервного срыва.
Мужчина прерывисто вздохнул. Его руки дрожали, и потому Эрик скрестил их на груди.
Изабель сжала подол платья, вперив взгляд в письма. Их было так много… и теперь, если Эрик вернётся на сцену, он совершенно точно будет вновь пользоваться женским вниманием.
Готова ли она жить с человеком, за которым тянутся настолько тяжёлые тайны? Хотела ли она, чтобы он вернулся к нормальной жизни?
В подвале не будет ни соперниц, ни сумасшедших, готовых сжечь чужой дом, ни изнуряющей рутины, ни ответственности.
Нужен ли ей этот разговор прямо сейчас?
Оборвать Эрика, приказать ему замолчать, спуститься в подвал и навсегда закрыть двери от жестокого и холодного мира.
Так просто, так маняще.
Она сжала губы, думая об этом. Эрик не издавал ни звука, девушка тоже не шумела. Звуки издавали только изредка потрескивающие свечи.
И потому Изабель вздрогнула, услышав громкий стук в дверь.
— Это Гаскон, — негромко произнёс Эрик. — Открой. Сегодня он нарушит клятву.
Глава 32
— Не ожидал, что ты настолько кому-то доверишься, — вздохнул Гаскон, услышав приказ Эрика. — После такого Идо точно отправит и тебя, и меня либо в психушку, либо за решётку.
— Гаскон, друг мой, — произнёс Призрак Оперы, не сводя взгляда с девушки, — её от меня не спасут ни тюрьма, ни мягкие стены, ни даже моя смерть.
Начальник закурил сигарету, выразительно закатив глаза.
— За годы я и забыл, как раздражает твой пафос, — он выдохнул дым сквозь зубы. — Клянусь Богом, Валуа, я тебя ненавижу. Идо!
Изабель
