Шрифт:
Закладка:
П.О… Теми же инициалами Эрик подписывал полные страсти письма.
Гаскон медленно выдохнул дым.
— А потом и вешали. То дома у Леру, то на дереве над его парковочным местом, то у него на даче, то в любимом пабе. Он нигде не мог от нас спрятаться. И зная, что ему не избежать возмездия, он ускользнул, — Гаскон скрежетнул зубами. — Нырнул в Сену, набив карманы пальто камнями. Гнида.
Изабель не была с ним согласна. Луи не ускользнул. Эрик, Гаскон и Пьер довели его до такого раболепного ужаса, что он попросту не выдержал. Сдался.
Решение наложить на себя руки приходит не за один день. Для такого нужно время, крайняя степень отчаяния и ужас перед дальнейшим существованием.
И мысли самоубийцы перед роковым шагом казались Изабель страшнее смерти.
Там пустота, холод и страх. Там лишь безнадёга и отчаяние.
Изабель были слишком хорошо знакомы эти чувства.
— Милый, — наконец, произнесла она, справившись с эмоциями, совладав с дрожащим голосом, — пойдём. Нам пора.
Эрик словно очнулся от звука её голоса, ожил, отпустил её из объятий.
— Изабель… нет.
Обернувшись, она коснулась его щеки, заставив мужчину вздрогнуть. Её ладонь была ледяной, впрочем, и от кожи Эрика исходил холод.
— Думаешь… я теперь смогу смотреть тебе в глаза? — он вздохнул, отпрянув, сделав шаг назад. — Ты всё обо мне знаешь. Больше не осталось тайн. И я не вынесу, если увижу, как ты снова прячешь за улыбкой страх.
— Эрик, я вовсе не…
— Уходи. Моё место здесь, среди мертвецов.
— Эрик…
— Я перепишу всё своё состояние на тебя. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Только прошу… уходи и живи. Живи счастливо. Не тяготись моими грехами.
Изабель вновь хотела коснуться его, но Эрик пренебрежительно ударил её по руке.
Девушка вздохнула и перевела взгляд на Гаскона.
— Мсье Мартен, — её голос звучал словно издалека. — Спасибо, что нарушили обещание. Скажите… вы найдёте путь назад?
— Да.
— Тогда возьмите фонарь. И прощайте.
— Идо…
— Ангел мой…
— Как ты посмел подумать, что я буду счастлива без тебя?
Она перевела взгляд на Эрика, хмурясь. В её голосе не было ни угрозы, ни упрёка, однако в глазах мужчины она впервые увидела страх.
Он был беззащитен перед ней, беспомощен, с обнажённой душой и открытым сердцем. Эрик посвятил её в детали своей безрадостной жизни, заполнил все пробелы, не оставил ни одной тайны.
И он был в ужасе от своей же откровенности.
Был в ужасе, что больше ни одна маска не могла скрыть его мрачных секретов.
Был в ужасе от того, кем стал.
Он до того погряз в темноте, что его слепила её доброта, обжигала её любовь, ранила надежда.
Эрик не мог позволить себе быть счастливым.
— Гаскон, — процедил он, — что ты стоишь, идиот?! Забирай её и уходи!
— Мсье Мартен! — воскликнула Изабель. — Только троньте меня!
Она вытащила из кобуры, прикреплённой к фраку Эрика, тяжёлый револьвер, с громким щелчком взвела курок, направив оружие на начальника. Он тут же поднял руки.
Честно говоря, пару месяцев назад она искренне мечтала прибить Гаскона.
Мечты сбываются — ничего не скажешь.
— Убирайтесь, — произнесла девушка, указав дулом на фонарик. — Мы остаёмся.
— Идиоты.
Дважды просить не пришлось. Гаскон схватил фонарик и исчез за тяжёлой дверью.
Сердце Изабель пропустило удар.
Снова наедине.
Вот только ничего романтичного в этом не было. Эрик в отчаянии, в ужасе, в смятении.
А её разум одолела не менее отчаянная мысль.
— Ты… — прохрипел он, едва сдерживая гнев. — Изабель, ты не можешь здесь остаться! Уходи!
— Эрик, — она улыбнулась, бросив оружие на пол. Подойдя, девушка крепко стиснула в объятиях мужчину, сжала пальцами рубашку у него на спине. — Я не вынесу, если ты исчезнешь. Мне никто не нужен. Только ты. Ты один.
Он замолчал, содрогаясь в её объятиях, борясь с эмоциями.
— Я ненавижу тебя, — слова давались ему с такой болью, что казалось, будто изо рта вот-вот брызнет кровь. — Уходи. Ты мне не нужна. Я не хочу тебя видеть.
— Эрик…
Мужчина прерывисто вздохнул, когда девушка прильнула к нему, мягко поцеловала в губы. И впервые на её памяти лицо её возлюбленного отразило такую острую боль, такое всепоглощающее страдание.
— Я так замёрзла здесь, — произнесла она, закрыв глаза. — Давай поднимемся?
Простой вопрос застал его врасплох. Эрик вздрогнул, взглянув ей в глаза, не сразу осознав, о чём она просила.
— Уходи…
— Ни за что.
— Я чудовище. Мерзкое, отвратительное чудовище, — он прерывисто выдохнул. — Изабель… я слышал их. Слышал их крики, угрозы, мольбы, стенания. И для меня они были слаще любой музыки.
Эрик отвёл взгляд, зажмурился, коснувшись ладонью шрама. Изабель замерла. Раньше он касался раненой половины лица только через маску.
— Они… порой снятся мне.
— Эрик. Хватит. Хватит жить прошлым.
Он застыл, глядя в пустоту перед собой. Эти слова прозвучали так внезапно, так спокойно, но словно заставили мужчину пробудиться после мучительного забвения.
— Всё хорошо, — она крепко сжала его ладони. — Вместо криков — детский плач, вместо угроз — трещотка погремушек, вместо мольбы — колыбельные. И моё ворчание вместо стенаний. Эрик… позволь мне заполнить пустоту в твоём сердце.
Его самоконтроль вновь дал глубокую трещину. Изабель всегда было непросто понять его эмоции, истолковать их, но сейчас она видела, как сильно его ранили её слова.
Эрик был равнодушен к грубости, угрозам и обвинениям.
Но слова любви оставляли на нём шрамы куда более глубокие и болезненные, чем от огня.
— Эрик, — выдохнула она, прильнув к мужчине, носом уткнувшись в его грудь. Он обнял её до того бережно, словно боялся сломать. — Ты столько боли мне причинил. Хочешь так же поступить и с малышом? К сожалению, я знаю, как тяжело жить без папы.
— Господи, Изабель…
— Ты ведь даже не задумался об этом? — она мягко улыбнулась. — Глупый.
Эрик не ответил, лишь поцеловал девушку в лоб, не выпуская из объятий.
— Милый, — девушка вздохнула, закрыв глаза. — Я до костей продрогла.
— Да… сейчас…
Он взял подсвечник с тремя свечками и на негнущихся ногах вывел Изабель из морга. Стоило тяжёлой двери закрыться у неё за спиной, как девушка облегчённо выдохнула.
Наконец-то. Смогла. Выбралась. Вытащила. Обманула. По крайней мере, смогла выкрасть его из могилы, из холодных рук смерти.
Но не из когтей Призрака Оперы.
Ещё нет.
Они вернулись в его обустроенные комнаты — такие тёплые, такие уютные и такие знакомые. Не говоря ни слова, Эрик накрыл её своим тяжёлым
