Шрифт:
Закладка:
– Ах, как хорошо! – Помедлив самую малость, Смеяна уложила в голове все части замысла и расцвела – так удачен он ей показался.
В самом деле – пусть княжна сама убедится, что Макошь предназначила Светловоя вовсе не ей! Не будет же она настаивать на присвоении чужой судьбы! Не будет! И тогда… Смеяне хотелось прыгать от радости. Как хорошо Светловой придумал! Ее счастливый и восхищенный взгляд выражал такое обожание, что Светловою стало неловко, но в глубине души и приятно. Смеяна была земной девушкой, но в ней собралось все самое лучшее, что только есть на земле.
– Постой, а как же мои женихи? – вдруг почти с ужасом вспомнила Смеяна. – Им что толку про Чашу Судеб вещать – не поверят!
– О них не тревожься! – весело утешил ее Светловой. – Это моя забота.
– Да как же ты со стариками моими управишься?
– А вот увидишь!
Светловой улыбнулся, и Смеяна замерла от восхищения: его лицо осветилось, улыбка сделала каждую черту невыразимо прекрасной – он снова был тем Ярилой, которого она впервые увидела на кромке ржаного поля. Как разлука убила в нем радость, так надежда на новую встречу воскресила все силы, бывшие прежде, и даже больше. Так и новая весна возрождает не одно зерно, упавшее в землю, а целый колос.
* * *
Незадолго до полудня десятки человек со всей округи собрались на поляне возле священного дуба. В других племенах на Перунов суд не допускают женщин, но речевины полагают, что такое важное дело должно вершиться на глазах всего рода. Женщины и дети только не подходили к самой площадке и теснились поодаль, под первыми деревьями на краю опушки.
Речь не шла об оскорблении или мести, противники не желали крови друг друга, и поэтому поединок был назначен рукопашный. Заревник и Премил были ровесниками и уже не первый год выходили на Перунов день и на Медвежий велик день биться в схватках парней. Заревник был выше ростом и сильнее, и поначалу многие думали, что победа и невеста достанутся ему. Но, удивительное дело, отроки Светловоя, пришедшие посмотреть вместе со всеми, с самого начала схватки предпочли Премила и дружно подбадривали его. Чернопольцы радовались такой поддержке, люди из других родов оглядывались с удивлением, не понимая, за что парню такая честь.
Но скоро все это поняли. Средний сын Леготы не зря еще в молодых годах ушел в дружину Лебединского становища. И не зря племянник так часто ездил проведать дядю. Тот научил его биться. Пусть не так, как бьются княжеские отроки, но Премил оказался способен поставить против силы Заревника удивительную ловкость, верткость, умение уходить из-под самого удара, заставляя противника даром тратить силы. Сам он бил не так чтобы очень сильно и не сумел бы кулаком вогнать в дно опору моста, но удары его неизменно достигали цели и были весьма болезненны.
Второй раз Заревник бился за Смеяну, и второй раз ему грозило поражение от того же самого оружия! Стараясь после драки с Грачом поскорее забыть свой позор, он был уверен, что второго такого же противника не найдется. И напрасно. Второй раз столкнувшись с ловкостью, грозящей опрокинуть его силу, Заревник утратил уверенность. А без веры и сила немного стоит.
От криков мужчин гул разлетался по дубраве, священная зола чернила ноги и одежду поединщиков, залетала на ближних зрителей. Дубы по краям поляны тихо качали ветвями, невидимые глаза из толщи грубой коры наблюдали за схваткой во славу Перуна.
Разгоряченная зрелищем Смеяна тихо повизгивала от избытка чувств, подпрыгивала на месте и изо всех сил желала победы Премилу. Она совсем забыла, что бьются за нее, за право ввести ее в свой род – ее увлекла сама схватка. Своим умением Премил и ей тоже напомнил Грача, тот давний поединок в березняке. Не сила важна, а умение ее применить. Сама она, Смеяна, всю жизнь вела такой же поединок со своей бурлящей непонятной силой – так пусть же умение победит!
Она не замечала, что все вокруг то и дело поглядывают на нее. Ее увлечение, румяные щеки, блестящие глаза, стиснутые кулачки значили много: она сама и есть удача, и победа достанется тому, с кем она будет.
– Перуне-Громоверже! Славен и триславен буди! – десятками голосов ревели мужчины, когда Заревник вдруг оказался лежащим на черной золе, крепко прижатый спиной к земле.
Премил продержал его так, пока слава Перуну была провозглашена трижды, а потом отпустил, поднялся, рукавом вытирая взмокший лоб. Чернопольцы радостно гомонили и хлопали друг друга по плечам.
Заревник тоже поднялся, смущенно отворачивая лицо. Перепела приуныли. Варовит развел руками и бросил выразительный взгляд в небо: воля Громовика!
– На свадьбу всех просим! – кричал Легота, широко омахивая рукавом всю поляну. – Всех к нам на Черное Поле зовем – и места, и пива, и еды всем хватит!
– Ох, и кто же теперь пойдет-то за него! – Тетка Купава глядела на Заревника, жалостливо качая головой. – Пропадет парень!
– Кто? – тихо ответила Верёна. – Да я и пойду…
Лицо ее было грустно и ясно. Впервые за много дней с самой весны на сердце у Верёны стало спокойно. Боги отказали Заревнику в праве на другую невесту – они вернут его к его давно известной судьбе. Как далеко ни летает птица от гнезда – а всегда возвращается.
Бабка Гладина подозвала к себе Смеяну. Та подошла, еще не остыв от переживаний, с широкой улыбкой на лице. Увидев суровое лицо бабки, Смеяна как будто разом погасла – вспомнила. Гладина сунула ей в руки тонкий вышитый платок. «Поди, подай жениху утереться!» – гневно-укоряющими движениями бровей приказывала она недогадливой внучке. Стыда с ней не оберешься – и порядка не знает, да и платок-то чужой работы! Слава Макоши, про это люди не ведают.
Смеяна отчего-то медлила протянуть руку за платком. Она не хотела понимать, что за удовольствие от поединка ей придется платить своей свободой.
– Постойте, добрые люди! – вдруг крикнул Светловой.
Радостный гомон на поляне разом затих. Смеяна обернулась, так и не взяв у бабки платка. А Светловой шагнул вперед. Светловолосый, статный, в красном плаще и с поясом в серебре, с мечом в дорогих ножнах, он сам казался сейчас воплощением небесного воина.
– Что не так, княжич светлый? – удивленно спросил Варовит.
Легота насупился: своего права, отвоеванного перед лицом богов, он не собирался уступать даже князьям.
– Суд Перунов творился по правде, и справедлив его исход! – вежливо и твердо сказал Светловой. – Но окончен ли он? Скажи, старче мудрый:
