Если не можешь сделать большого, не отказывайся и от малого: сделать мало все же лучше, чем не сделать совсем ничего. Пусть Зимерзла далеко, пусть нельзя дотянуться до красного крылечка Лели и помочь себе самому – Смеяне помочь можно! Что же это за княжеский сын, если не может помочь простой девушке в самом простом деле? Лада запрещает выдавать девиц против их воли – и помощь Смеяне вдруг стала для Светловоя первым шагом к тому алому терему за Синей Межой, где живет его собственная мечта.

– Помнится, ты говорил, старче, что девица сия роду удачу приносит? – медленно подбирая слова, стараясь не выдать гневного порыва, обратился Светловой к Варовиту.

Его лицо оставалось почти спокойным, но рука, положенная на колено, сжалась в кулак, а глаза смотрели с непримиримой суровостью. Вспышка гнева развеяла туман тоски, встряхнула, заставила мысль работать.

Варовит осторожно кивнул, словно нырнул головой в плечи, не понимая, чего теперь ждать.

– Коли так, то не за невесту, а за божеское благоволение вы спор ведете, – продолжал Светловой. – Коли так, и судить женихов не я буду, а боги будут. Решить дело можно только божьим судом. Иначе никак.

– Это нам подойдет! – радостно воскликнул Легота и даже потер ладони. – Спасибо тебе, княжич, умудрили тебя не по годам Сварог и Макошь!

– А вы согласны? – Светловой посмотрел на Мякину.

Тот кивнул. Да и куда деться: отказавшийся от божьего суда тем самым признает свою неправоту.

– А я… – начала было Смеяна.

Ее разом переполнили удивление, возмущение, обида: ей казалось, что Светловой ее предал, не заступился за нее, хотя мог бы!

Но Светловой вдруг глянул на нее, и ей стало стыдно за то, что она так легко его обвинила. От удивления она забыла и обиду, и гнев: Светловой опять показался ей другим. В нем не было той светлой радости, за которую она его полюбила, но не было и той тоски, которая так ее мучила в последнее время. Лицо его, взгляд, голос вдруг отразили твердую решимость и готовность к борьбе. С чем? Какими средствами? Этого не знала Смеяна, этого не знал, должно быть, и сам Светловой. Но больше он не намерен был сдаваться на милость суровых законов, провожать уходящее счастье лишь тоскливыми вздохами. Если бы Перун только вздыхал вслед Ладе, уносимой Велесом, то род человеческий и вовсе не знал бы весны.

* * *

Божий суд назначен был на полдень, но мужчины всех трех родов начали готовиться к нему с рассветом. Варовит с двумя другими старейшинами, с обоими женихами взяли двух черных баранов и отвели их к самому старому дубу, много веков почитаемому священным. Он стоял на краю широкой округлой поляны, в середине которой темнела, как плешь самой земли, круглая площадка в десять шагов шириной, с черной, плотно утоптанной землей. Здесь не росла трава – это было священное место поединков, посвященное Перуну Праведному.

Под священным дубом Варовит и старейшины принесли в жертву черных баранов, а затем принялись готовить место. Земляную плешь обрызгали жертвенной кровью, потом обложили по кругу дубовой щепой и сучьями. Велем добыл новый огонь, с особым заговором раздул его в своей гадательной чаше. Оба противника, Заревник и Премил, капнули в чашу по капле своей крови, и священный огонь разгорелся ярче. Старейшины были довольны: по всем приметам выходило, что Громовик благословляет сегодняшний поединок.

– Почитай, последний день в этом году подходящий, – бормотал Велем, осторожно подкладывая в чашу тонкие веточки. – Теперь до Медвежьего велика дня уж не потешиться…

Огнем из своей чаши Велем поджег сложенные кругом дубовые дрова, и на поляне запылал огненный круг. Так и сам Сварог, отец мира и хранитель небесного огня, когда-то до начала времен однажды из своей чаши зажег огненный круг, давший начало солнцу и молнии.

Когда огненный круг прогорел, Велем рассыпал золу по всему пространству площадки. Теперь земля была освящена и заново подготовлена для испытания воли богов.

Княжич Светловой не пошел со стариками в дубраву, да его и не звали. Каждый из старейшин считал, что такое важное дело лучше делать своим родом, без чужих глаз. Эти обычаи древнее князей.

В ожидании полудня Светловою не хотелось сидеть на огнище, и он попросил Смеяну проводить его к Бычьему ручью. Все эти долгие дни он собирался там побывать, но все было недосуг. Вернее, какое-то внутреннее чувство не пускало его туда, но теперь Светловой решился. Он не мог уехать отсюда, не бросив последнего взгляда на то место, где переломилась его судьба.

– Хорошо, идем! – тут же согласилась Смеяна.

Проходившая мимо Синичка бросила на нее косой взгляд, но Смеяна не обратила внимания. Ей ли, после Грача, полудянки и громового колеса, бояться бабьих толков?

По пути через поле Смеяна и Светловой почти не разговаривали. Светловой думал о своем, на его лице смутная тень тоски сменялась отражением решимости, и Смеяна не смела его потревожить. А меж тем ей было отчаянно любопытно: что он собирается делать? Каким образом можно спасти ее от женихов, не обидев все три рода?

Бычий ручей так же бодро бежал из оврага в Истир, так же пестрели камешки на дне, а вода была чиста, как слеза, и холодна так, что с первого же мгновения пальцы краснели. Смеяна перешагнула через ручей, обернулась и вдруг удивилась: княжич смотрел на нее широко раскрытыми глазами, словно она внезапно превратилась в солнечную деву-вилу с прекрасным лицом и козьими ногами.

– Ты что? – по первому побуждению воскликнула Смеяна.

– Я… – бессмысленно повторил Светловой. – Нет, ты… Какая же ты красивая…

Теперь Смеяна открыла рот от изумления. Вот уж скоро месяц, как Светловой видит ее каждый день, но ни разу он не замечал в ней особой красоты. Но и это запоздалое признание не обрадовало, а встревожило ее. Как знать, к чему это приведет? Теперь Смеяна была уже не та легкомысленная егоза, что хотела стать красивее всех и приманить к себе всех лучших женихов.

– Ничего я не красивая! – почти сердито воскликнула Смеяна. – Дажьбог да будет с тобой, княжич светлый! Какая уж тут красота: веснушек что на мухоморе, и нос кверху глядит, и рот как у лягухи – только на кочке сидеть да песни орать. Ведь так?

– Нет, ну… – Светловой внимательно рассматривал ее лицо и сам был смущен внезапно изменившимся впечатлением.

Смеяна был такой же, как и раньше, но вдруг стала казаться красивой. Какой-то особый свет проступил из глубины и осветил черты, теплый золотистый свет, дыхание лета.

А за спиной ее стоял лес, густое переплетение желтых и бурых пятен листвы, коричневых и черных ветвей, беловатых проблесков изморози. Смеяна, в