Лукан выдавил улыбку:

— Я просто восхищался твоим оружием. Прекрасная вещь.

В этот момент любой любитель мог бы отвести взгляд от Лукана и с гордостью взглянуть на свое оружие, что дало бы ему шанс, в котором он нуждался.

Топаз не был любителем.

— Положи свой меч на стол, — повторил он. — Медленно.

— Я мог бы сделать это быстро, если хочешь. Сэкономить нам немного времени.

Арбалет щелкнул, и Лукан почувствовал порыв ветра, когда болт просвистел мимо его лица.

— Еще одно слово с твоей стороны, — холодно сказала Топаз, — и следующая стрела попадет тебе в яйца. Брось меч. — Лукан подчинился, и мужчина ударом ноги отбросил клинок от себя по плиткам пола. — Где девочка? — требовательно спросил он.

— Какая девочка?

— Не играй со мной в игры. Где она?

— Милосердие Леди, она всего лишь ребенок.

Палец мужчины напрягся на спусковом крючке:

— Где она?

— Я не знаю.

— Я спрошу еще раз. Где девочка?

— Прямо здесь, — ответила Блоха.

Топаз оглянулся — и ахнул, его широко раскрытые глаза остановились на лице девочки, а затем на куске стали, который она только что воткнула ему в бедро. Он со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда Блоха вытащила кинжал. Топаз поднял арбалет, но прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, Лукан врезался в него, заставив растянуться на кухонном столе. Арбалет вылетел у него из рук и ударился о масляную лампу, которая упала на пол и разбилась вдребезги.

Когда мужчина попытался подняться, Лукан схватил тяжелую сковороду и ударил его по затылку. Топаз рухнул на пол.

— Я, кажется, просил тебя оставаться наверху? — сказал он Блохе, отбрасывая сковороду в сторону.

— Лукан...

Он посмотрел туда, куда указывала девочка, и увидел языки пламени, пожиравшие занавески на ближайшем окне:

— Вот черт...

— Нам нужно принести воды, — сказала Блоха, оглядываясь по сторонам. — Иначе...

С почти торжествующим свистом пламя перекинулось на груду мешков из-под муки и охватило деревянный верстак.

— Семь теней, — пробормотал Лукан, прикрывая лицо от усиливающегося жара, — половина чертовой кухни в огне.

— Нам нужно идти! — Блоха схватила арбалет мужчины и сорвала с пояса Топаза колчан с болтами, затем направилась к задней двери, которая криво висела на одной петле. — Сюда.

Лукан с мрачным выражением лица остался стоять на месте. Писец меня убьет. На мгновение он задумался, не лучше ли сгореть заживо, чем встретить пронзительный холод яростного взгляда Писца. Честно говоря, между ними не так уж много...

— Лукан! — позвала Блоха из дверного проема.

Закашлявшись, когда он набрал полный рот дыма, Лукан взглянул на свой меч — слишком близко к огню, чтобы его можно было спасти. Вместо этого он схватил Топаза за тунику. Стиснув зубы, он потащил потерявшего сознание мужчину к двери.

— Что ты делаешь? — спросила Блоха. — Нам нужно уходить.

— Нам все еще нужны ответы, — ответил Лукан, снова закашлявшись, — и этот засранец нам их даст.

Глава

23

ЧАЙ И ВЗАИМНЫЕ УПРЕКИ

— Вы сожгли мой дом дотла. — Писец говорила тихо, но ее слова были остры, как лезвие ножа.

— Я могу объяснить. — Лукан опустился на стул напротив нее.

— Вы сожгли мой дом, — продолжала она, повысив голос, — и из-за вас убили двух моих людей. — Мужчина, сидевший за соседним столиком, оглянулся, с любопытством сдвинув брови. Писец бросила на него сердитый взгляд, и он быстро отвернулся, занявшись какими-то бумагами.

— Вы думаете, мне все равно? — ответил Лукан, и его тон стал жестче от нарастающего гнева. — Поверьте мне, я глубоко сожалею об их потере...

— И вполовину не так сильно, как их семьи. Джуро говорит, что дочь Гектора совершенно обезумела от горя, когда узнала эту новость.

Милосердие Леди, я даже не знал, что у него есть семья. Лукан уставился на выцветшее кофейное пятно на столе, и его захлестнула новая волна чувства вины.

— Я не хотел, чтобы это случилось, — устало сказал он. — Веч, Гектор... Я никогда не хотел, чтобы они умерли.

— Но они умерли. — Женщина сделала глоток из своей чашки, позволив обвинению повиснуть в воздухе между ними. — Я могу только надеяться, — продолжила она, со звоном ставя чашку на стол, — что они умерли не напрасно.

Вопрос, возможно, был риторическим, но, тем не менее, отвечать было надо. Лукан не сомневался, что Писец уже в курсе событий того вечера — он подробно рассказал о них Джуро. И все же она настаивает на этом маленьком танце.

— Сэр? — спросил официант, появляясь рядом с ним. — Принести вам что-нибудь?

— Кофе, такой крепкий, какой вы готовите.

Мужчина поклонился и ускользнул.

Перспектива выпить кофе придала Лукану достаточно решимости, чтобы он смог выдержать пронзительный взгляд Писца:

— Послушайте, я сожалею о вашем доме. Это был несчастный случай...

— Мне наплевать на этот чертов дом, мастер Гардова. Что меня беспокоит, так это то, что вы нарушили условия нашего соглашения и предали мое доверие. Предполагалось, что вы поделитесь со мной всеми своими сведениями. — Ее глаза сузились. — Всеми.

— Я знаю, знаю, но... Послушайте, у меня не было времени — доктор велел мне встретиться с ним в полночь. Я должен был действовать быстро. Вот почему я отправил Веча к вам с запиской...

— Да, как продуманно. Если бы вы удосужились навестить меня сами, у меня была бы возможность указать вам на очевидную ловушку, в которую вы вот-вот попадете. Вместо этого вы пронеслись через полгорода ради дурацкой затеи, в результате чего мой дом сгорел дотла, а двое моих людей погибли понапрасну.

— Не понапрасну.

Они молча смотрели друг на друга, пока официант не вернулся и не поставил на стол кофе для Лукана.

— Объясните, — сказала Писец, как только слуга ушел.

— Зандруса была права насчет инея на теле лорда Савиолы. Доктор Вассилис тоже видел иней, но не упомянул об этом в своем отчете после того, как ему пригрозили. Вместо этого он солгал инквизиции и сказал, что Савиола умер от ножевого ранения, хотя подозревал, что рана была нанесена после того, как торговый принц был мертв.

Писец на мгновение замолчала.

— Вы передали через Джуро, — сказала она с ноткой обвинения в голосе, — что доктор отказался обсуждать с вами Савиолу на приеме и что он был уже мертв, когда вы прибыли в Коллегиум.

— Это правда. — Лукан подул на свой кофе.

— Не играйте со мной в игры, мастер