— Но Стража ушла.

— Они могли оставить охранника. Или, возможно, те, кто убил Гектора и Веча, вернутся, чтобы закончить работу.

— Ты думаешь, они захотят? Вернуться, я имею в виду?

— Рассчитывай на это. Мы не в последний раз видели этих ублюдков. Они убили Вассилиса и теперь охотятся за нами. Похоже, они не хотят, чтобы правда о смерти Савиолы вышла наружу.

— Но, если они хотели убить нас, почему они не сделали этого в Коллегиуме?

— Я задавал себе тот же вопрос. Думаю, они хотели посмотреть, куда мы ходили, с кем разговаривали. Не могли ли мы...

— Работать на кого-то другого.

— Ты слишком умна для своего же блага, ребенок.

— Ага, но ты слишком глуп для своего.

— В этом мы оба согласны. — Сегодня вечером я определенно не покрыл себя славой. Гектор и Вич мертвы, дневник утерян. Писец будет недовольна. — Подождем часок-другой, а потом я осмотрюсь. Попытайся немного поспать.

— Поспать? Здесь?

— Хорошо, не спи, только... постарайся вести себя тихо. Я знаю, тебе тяжело. — Зашуршала ткань, когда девочка сменила позу; он увернулся, когда она попыталась его ударить. — Но не так тяжело, чтобы пытаться ударить в темноте.

— Я подожду, пока не смогу тебя увидеть. Тогда я ударю тебя еще сильнее.

— Я не буду тебя останавливать. — Это меньшее, чего я заслуживаю.

В темноте время тянулось медленно.

Мысли Лукана крутились вокруг событий, произошедших с тех пор, как он прибыл в Сафрону, но постоянно возвращались к одной и той же проблеме: как он собирается объяснить все это Писцу. Он нарушил условия их соглашения, отправившись на встречу с Вассилисом без ее согласия, но обнаружение дневника доктора оправдало его решение. Теперь дневник был утерян, а двое людей Писца погибли. Ранее эта женщина угрожала оставить его привязанным к стулу только за то, что он прервал ее, — на какую судьбу он мог рассчитывать теперь? Возможно, лучше всего просто остаться в этой дыре и никогда не вылезать.

— Лукан.

— Хмм?

— Теперь мы можем идти?

— Лучше подождать еще немного.

— Но мы здесь уже несколько часов. И мне нужно пописать.

Лукан вдруг почувствовал, как давит его собственный мочевой пузырь. Мы не можем оставаться здесь вечно. Он прижался ухом к фальшивой стене и прислушался. Ничего.

— Хорошо, — сказал он, водя рукой по стене, пока его пальцы не нащупали рычаг. — Готова?

— Да.

Лукан потянул за рычаг, прежде чем успел передумать, и мягкий скрежет камня наполнил его уши, когда стена камина начала подниматься. Звук показался громче, чем раньше, слишком громким в мертвой тишине. Если кто-то еще здесь, он, конечно, его услышал. Лукан напрягся, почти ожидая услышать шаги в комнате за дверью, увидеть фигуры в масках, входящие с обнаженными клинками...

Темная комната была пуста.

Лукан выполз из камина, Блоха последовала за ним. Он поймал девочку за руку, когда она попыталась проскользнуть мимо.

— Жди здесь, — прошептал он. — Я спущусь вниз.

— Я пойду с тобой. Мне просто нужно...

— Нет, оставайся здесь. Если со мной что-нибудь случится, спрячься за камином.

— Хорошо, — неохотно согласилась девочка. — Теперь я могу пописать?

— Ночной горшок под кроватью. — Он отпустил руку Блохи. — Держись подальше от окна.

Девочка пробормотала что-то себе под нос, уходя, хотя на этот раз Лукан был рад ее дерзости; это говорило о том, что она осталась равнодушной к событиям вечера. С другой стороны, она, вероятно, переживала и худшее, чем это.

Пока Блоха искала ночной горшок, Лукан подошел к двери, которая была распахнута настежь. Он заглянул через порог. Очертания лестницы были едва различимы в темноте. Он медленно прошел по лестничной площадке и стал спускаться по ступенькам, вздрагивая от каждого скрипа. Никто не окликнул его, когда он спустился на первый этаж. Он заглянул в дверь гостиной, но внутри ничего не двигалось. Только дойдя до лестницы, ведущей на кухню, он увидел слабый свет, пробивавшийся снизу. Он остановился на верхней площадке лестницы, его сердцебиение участилось, когда он прислушался.

Тишина.

Либо внизу кто-то ждал, либо Стража по неосторожности оставила гореть масляную лампу. Был только один способ это выяснить. Он быстро спустился по ступенькам — если бы кто-нибудь был на кухне, они бы заметили его приближение, что делало скорость лучшим вариантом, чем скрытность. С бешено колотящимся сердцем он спрыгнул с последней ступеньки, поднял меч и огляделся...

Пусто.

Его облегчение испарилось, когда он увидел разбитую посуду, сломанную мебель — и кровь на полу. Однако тел не было. Должно быть, Стража их забрала. Он был рад этому; Леди знает, что он и так чувствует себя виноватым из-за смерти Гектора и Веча. Меньше всего ему было нужно, чтобы их мертвые глаза осуждали его. Он медленно прошелся по кухне, осматривая беспорядок. На столе в центре комнаты стояла масляная лампа, но ее слабый свет не проникал сквозь тени в углах комнаты. Должно быть, лампу оставили стражники, бесполезные ублюдки...

— Я знал, что ты все еще здесь.

Лукан вздрогнул от этого голоса, его сердце бешено заколотилось. Дерьмо. Он глубоко вздохнул и медленно повернулся, наблюдая, как из тени под лестницей появляется фигура. Капюшон скрывал черты лица незнакомца, но одежда из мягкой кожи и темной ткани (не говоря уже о поясе с метательными кинжалами на груди) давала понять, что его профессиональные интересы связаны скорее с нарушением закона, чем с его соблюдением.

— Бриллиант сказала, что ты давно ушел, — продолжил незнакомец знакомым голосом. — Она думала, что я зря потрачу время, возвращаясь сюда. Но я знал, что это не так.

— Топаз, — ответил Лукан, вспомнив голос мужчины из предыдущего разговора, который он слышал из-за камина.

Фигура отвесила насмешливый поклон:

— А ты Лукан Гардова.

Лукан постарался скрыть удивление:

— Откуда ты знаешь мое имя?

В ответ мужчина откинул капюшон, обнажив темные кудри, оливковую кожу и лицо, которое, за исключением легкого шрама под левым глазом, было ничем не примечательным. Маленький арбалет, который он направил на Лукана, напротив, был прекрасен — гладкий, черный, как сам грех, и, без сомнения, вдвойне смертоносный. Наконечники двух заряженных болтов поблескивали в мерцающем свете.

— Кто такая Бриллиант? — спросил Лукан, борясь с желанием отступить. — На кого ты работаешь?

— Я хочу спросить тебя о том же. И, поскольку у меня в руках это, — Топаз наклонил арбалет, — вопросы буду задавать я.

— Вполне справедливо. Хочешь, я поставлю чайник?

— Я бы предпочел, чтобы ты положил свой меч на стол.

Лукан заколебался, бросив взгляд на арбалет.

— Не будь дураком, — сказал мужчина, качая головой. — Мы оба знаем, чем все закончится.