Шрифт:
Закладка:
Я ненавидела в себе эту черту, но всегда считала деньги. Помнила, кто и сколько потратил. Я представляла, что когда я стану знаменитой писательницей, то отправлю каждому книгу с главами о нем и по конверту с деньгами. И да, Сава был прав, еще хотелось признания.
Мы вернулись около полуночи. Сидели бы и дольше, но вдруг я подумала, что нам придется спать на полу, если не успеем занять места на деревянных кушетках. Мы, хохоча, вломились в дом.
Было очень тихо. Свет вверху не горел. Внизу на диване сидела заплаканная Лера.
– Я так хочу в д-у-уш, – заныла она. – У меня все чешется. Посмотрите, что там со спиной, – она повернулась и задрала сарафан.
Ее загорелая спина с мягким изгибом талии и небольшими бочками была в бело-розовых царапинах. Посередине позвоночника, на уровне сердца, кожа была расчесана до крови. Волосы, обычно идеально уложенные, были взлохмачены. Она то одной рукой, то другой постоянно почесывала голову («Наверное, я подцепила вшей!»).
Лев подошел поближе и ответственно рассмотрел спину:
– У тебя две большие родинки под шейным позвонком. И маленький треугольничек из родинок на правой лопатке. Моя мама говорит, что это счастливая метка. А бабушка говорит, что родинка – это место, куда тебя убили в прошлой жизни. И вот тут, ниже талии, тоже есть родинки, они какие-то выпуклые.
Лев медленно погладил их.
– Лучше почеши, – жалобно протянула Лера. – Вот тут.
Она неловко изогнула правую руку и показала на левую лопатку.
Лев чесал ее, как лобик котенку.
– Ты можешь сильнее?!
– У тебя тут уже в кровь исчесано!
– Ну… – захныкала Лера.
Глядя на нее, даже кожа зазудела.
Я потерла шею, ощущая катышки грязи. Рита чесала голову.
Макс вернулся под утро, с тошнотным запахом перегара и бухнулся на диван к Лере. Потом громко выругался из-за того, что диван был твердым. Но, приобняв ее, почти сразу же захрапел.
Лера опять заныла. Она говорила, что Макс мокрый, наверное, купался в реке.
– Он точно там что-то подхватил. В Азии нельзя купаться в реках! Сейчас он меня заразит каким-нибудь лишаем или прыщами!
Она вывернулась из-под его руки и скатилась на пол. На светло-голубом поло Макса действительно было большое мокрое пятно, но скорее от пота, чем от купания в реке.
– Или от пролитого пива, – предположил Сава.
Под храп Макса мы уснуть не смогли. Собрали рюкзаки и решили пойти на пляж.
– Вдруг там есть душевые?
Лина так и не вернулась. Наверху тоже было очень тихо. Как будто бы они и не ночевали там. Кухня у нас была открыта, но никто ею еще ни разу не воспользовался. Только Лера пыталась помыть голову в раковине. Не знаю, было это сделано специально или в доме были проблемы с водопроводом, но вода из кухонного крана текла тоненькой струйкой – достаточной, чтобы почистить зубы или оставить набираться чайник с водой для кипячения. Но помыть голову под ней невозможно.
Лера ополоснула голову набранной водой из чайника, но все равно жаловалась на то, что она чешется. Чайник был единственной емкостью – чтобы ополоснуть голову дважды, нужно было снова ждать, пока он заполнится и вода нагреется.
На пляже, до которого мы добирались пять километров по палящему уже с утра солнцу, не было душевых кабинок. Вообще пляж в Хойане был диковатым. От прибрежных вилл его отделяли неопрятные кусты. Самые красивые кусочки пляжа были заняты зонами с платными шезлонгами, остальная же площадь широкой песчаной полосы была в свалявшихся как клоки волос водорослях, опавших пальмовых листьях и засохших корягах. Местами песчаные дюны поросли травой. Туристов на пляже почти не было – видимо, большинство приезжает сюда, чтобы посмотреть нарядный ярмарочный центр, а не для пляжного отдыха.
Мне нравилась дикость этого пляжа и его ширина – на нашем пляже, в «Джунглях», невозможно было уединиться, постоянно казалось, что кто-нибудь наблюдает за тобой из домиков.
Мы искупались («Хотя бы в соленой воде!»), используя одно на всех сувенирное мыльце с запахом кокоса, которое купили по дороге. Чувствовалось, что каждый из нас оттягивает тот момент, когда надо будет пойти и начать зарабатывать.
Мы жарились под солнцем, кожа быстро высохла и стала ощущаться, как шершавая бумага. Казалось, что если кожу чуть оттянуть, то она сомнется, а если остаться под солнцем еще на полчаса – то начнет трескаться.
Чтобы не тратиться на воду, еще в доме мы вскипятили водопроводную, но вкус у нее от этого стал какой-то мертвый. И даже такую воду мы быстро выпили.
Я лежала на спине и периодически слизывала капельки пота, струившиеся по лицу. Я представляла, что это слезы, и думала: «Чтобы не умереть от жажды, она пила свои слезы. Это же гениально! Как будто бы начало рассказа Маркеса».
Первым поднялся Сава.
– Мы скоро расплавимся. Позагорать можно и в «Джунглях». Давайте работать.
Ребята заспорили, как будем добираться обратно, до города.
Лера, услышав, что у Савы есть деньги, захныкала, умоляя купить ей что-нибудь.
– Лучше рис с тофу. Или свежие спринг-роллы. Только не жареные!
И Сава сдался, позвав всех нас поесть на последние деньги.
В такую жару есть не очень хотелось, но я все равно быстро, почти не жуя, запихивала себе в рот рис с кусочками тофу из общего блюда.
Поймать попутку на всех не удавалось – останавливались только таксисты Grab в бело-зеленых автомобилях. Потом Лера быстрее всех отреагировала на предложение австралийца подвезти кого-нибудь из нас на байке. Лев сказал, что пойдет пешком. А я решила остаться здесь. Мне казалось, что на пляже легче завести разговор, легче предложить что-нибудь ненавязчиво.
Но в полдень на пляже почти никого не осталось. Даже пляжная торговка, замотанная тряпьем так, что видны были только глаза, куда-то пропала. Осталась только пара подкопченных европейцев с дряблой кожей, похожих на кур-гриль, и бледная девушка, видимо, еще не знакомая с тропическим солнцем.
Я подошла к ней, больше думая о том, как бы корректнее ей сказать, что через час она будет валяться с ожогом, чем о том, чтобы предложить ей что-то из своих работ. Вчера
