— Я вам не трактор и не смоловоз! По светлому еле продрался мимо тех луж…

Слушал я их, слушал, пожитки собрал — и гайда! Мне в спину «Куда⁈», а я за Витьком, через кладку. Не гоняться же взрослым за мной? Постояли, развернулись, уехали.

Стою, как дурак. В одной руке пустая балетка, в другой сумка. Под мышкой костюм, рукав пиджака стелется по земле. Тут слышу:

— Санёк!

Мля!!!

Нет, темноты я давно не боюсь. Да не очень-то сейчас и темно. Прожектор с железной дороги почти до реки добивает. Неожиданно просто. Казия на моих глазах только что за угол заворачивал. А он:

— Что-то я вешалки не найду. Пошли на бревно, в сумке твоей поглядим. А то тут собаки гавчуть…

Вот падла! И в дыню не дашь. Если по справедливости, не за что.

Искали-искали, всю сумку перевернули, а они в пиджачке, за подкладкой. И как, умудрился?

Хотел я Витьку обматюкать, поднял глаза, а со стороны смолы чёрная тень на нас надвигается. Вздрогнул, но не успел испугаться, по силуэту понял что дед. В этом же самом месте я видел его во сне последний и единственный раз. Только тогда он шагал навстречу, в сторону дома.

— Дедушка, — говорю, — ты же умер?

А он мне:

— Отгул! Кобылянский подменил до утра…

Витька чё. Раз — и слинял, хоть у деда и не было хворостины. А я, блин, оторопел. Прям, мистика какая-то! И одет точно так же: чоботы «прощай молодость» со стоптанными вовнутрь подошвами, пузыри на штанах в районе колен, пиджак в чуть заметную полосу, да шляпа, сплетенная из соломы. Глянул в прищур:

— А ну-ка домой!

И попробуй ему объясни, что запарка у нас. Слова не вставишь в своё оправдание.

— Там бабушка с мамой все глаза проглядели. Ждём пождём, ждём пождём. Будет тебе на орехи…

Ждут они, как же! Островок миновали, издали вижу, что в доме ни огонька. Трава возле калитки усеяна жёваными «бычками». Это наверное дед устроил себе внеочередное ночное дежурство, увидел издалека стоящий автобус, пошёл разбираться, что там, да как. А то и ходил не один раз…

Спал на полу, под круглым столом. Дед просветил направление спичкой и шёпотом на ухо:

— Туда, только тс-с-с!

Долго ворочался, всё представлял, как буду рассказывать мамке о встрече с дядькой Кронидом. То-то она обрадуется…

И сон мне приснился такой, что словами не передать. Ну, прям, картинка из прошлого. Будто идём мы всей нашей семьёй в сторону станции по той стороне железной дороги. У всех чемоданы, сумки. Дед прёт самодельный ящик, похожий на деревянную клеть. В нём краснобокие яблоки. Только мы с бабушкой налегке. Я у неё вместо ноши. Ведёт она меня за руку и говорит:

— Ты ж не забудь! Если кто-то в дороге спросит, сколько тебе лет, всем отвечай, что пять…

Утро нагрянуло вместе с Витьком. Ну как утро? — кроме меня никого уже в доме не было. Мамка ушла в школу, дед неизвестно куда, а бабушка на островке выкапывала молодую картошку.

— Ну, ты и спать! — сказал корефан. — И куда в тебя столько влазить? Ну что, достал?

— Кого? — не врубился я.

— Забыл, что ли? Крючья для вешалки из пиджака!

— Когда б я успел? Ладно, сейчас гляну. Может, зайдёшь?

— Не! — отшатнулся он.

— Ну как знаешь…

— Слышь? — Витька придержал меня за руку — твой дед про меня вчера ничего такого не говорил?

— А он тебя видел? Я сам не заметил, когда ты слинял.

— Ну, слава богу! А то я за баком сидел. Боялся тебя позвать, пока он на суд не ушёл…

Какой суд? Почему суд?

Пиджак был заштопан и выглажен. Я нашёл его, где обычно, на спинке стула, поверх своих парадных штанов. Трофейные вешалки дружбана тоже разыскивать не пришлось. Бабушка их положила на стол, рядом с будильником и книжкой «Лесная сказка». Как это она всё успевает?

Пока я отсутствовал, пацанов у калитки прибыло. С какого-то хрена к Витьку присоседился Жох. Сел, падла, на наше брёвнышко, как будто мы с ним не в контрах, и светские беседы разводит.

Увидел меня — слинял. Я б его сам шуганул, да Быш с Овцами нарисовались, Валерка (наш атаман) и младшенький Сасик — куда ж ему без него? Меня чуть ли ни за грудки по поводу своего матча-реванша. Я, мол, кругом виноват, что у них до сих пор не срослось. И главный вопрос: «Когда⁈»

— Давайте, — говорю, — завтра.

— Не, — заартачился атаман, — завтра нельзя. Завтра папку из больницы выписывают. В обед будем встречать. По мне так сейчас.

— Ага, по жарюке? — не согласился Музыка-старший. — Если сегодня, то вечерком, часика в три-четыре.

Валерка:

— Тогда в пять!

Это ж он хочет, чтобы его атаманское слово стало последним! Был у меня в душе подспудный протест и желание его обломать, да времени подходящего не придумал. И сегодня неохота и завтра…

— Ладно, — сказал, — замётано. В пять так в пять. Там же, около школы?

— Ага. На новом футбольном поле, где раньше кукуруза росла.

На том разошлись. Валерка пытался зазвать меня «на зернуху», испытывать новый пОджиг. Я отказался. Соврал что, мол, бабушка отправляет за молоком. И как всё равно накаркал. От порога:

— Сашка! Ты иде?

— Иду, ба!

Витёк меня за руку:

— А крючки⁈

Я и забыл! С этим футболом, совсем у меня мозги набекрень.

— Держи, — говорю. — Только не уходи никуда. Есть к тебе пара вопросов.

На малейшую недосказанность Витька ведётся как лягушка на листочек акации.