Шрифт:
Закладка:
– Если бы вы заплатили похитителям, девочки сейчас были бы с нами.
Как у ее матери вообще хватает наглости стоять сейчас у них на кухне и делать вид, что она ни при чем?
Не говоря ни слова, Биргитта ставит огромные лилии в латунную вазу.
– Ты слышишь меня? Видишь меня? Эй!
Молча и сдержанно Биргитта переводит взгляд на Каролину.
– Ты не можешь этого знать, – спокойно отвечает она, но во взгляде видна злость. – Мы хотели обратиться в полицию, но твой муж запретил нам это делать.
Биргитта бросает мрачный взгляд на Густава.
– Это не играет никакой роли. Меня убивает сама мысль о том, что вы не заплатили. Все имеет свою цену – папа твердил это всю жизнь. Значит, мы для вас явно ничего не стоим.
– Вы что, правда не понимаете? Мы не хотим, чтобы вы здесь находились, – говорит Густав, резко встав и подойдя к Биргитте.
Он выхватывает у нее вазу с лилиями, достает их и вминает в переполненное мусорное ведро. Потом вынимает белые розы из другой вазы и идет с ними через столовую на террасу. Биргитта и Каролина наблюдают за тем, как он бросает букет на вымощенную известняком дорожку.
– Ты ничего не помнишь, Каролина? Ты правда ничего не помнишь? – шепчет Биргитта.
– Что?
– Им не нужны деньги, ты же понимаешь. Тогда они не сбросили бы девочек со скалы. Это твой муж.
– Мой муж? – Каролина сжимает губы.
– Я думаю, он хотел выманить у нас деньги.
Каролина мотает головой и делает шаг назад.
– Ты не видишь, до чего он тебя довел? Ты же росла со своим братом – должна бы уметь держаться подальше от такого рода мужчин. У него нет никаких чувств ни к тебе, ни к девочкам. Вы не значите для него ровным счетом ничего.
– Да как ты смеешь стоять здесь и поливать Густава грязью, когда мы все переживаем то, что произошло. Я не могу больше слушать. Просто замолчи, – отвечает Каролина и пятится в холл.
Она не знает, куда податься. Так много всего, она просто не справляется с этим.
– Каролина! – зовет ее мама.
Каролина быстро запирается в гостевом туалете, опускается на унитаз, отчаянно желая отгородиться от всего. Она закрывает лицо руками и раскачивается взад-вперед, глотая слезы и подавляя чувство невыносимого одиночества.
Может быть, мама права?
Вдруг в голове всплывают слова психолога: «Порви все контакты, ты ему безразлична, собирай доказательства». Каролина впервые за долгое время открывает зашифрованные файлы на мобильном.
Фотографии ее больше не трогают. Она документировала все синяки с тех пор, как начала ходить к психологу Туве Торстенссон, которая призывала ее собирать доказательства. В первую очередь для того, чтобы иметь возможность вернуться к ним, когда она чувствует фрустрацию и не может отличить реальность от фантазии. Кошмар от правды. А еще для того, чтобы когда-нибудь найти в себе силы порвать с ним все контакты.
Каролина долистывает до последнего фото, чтобы посмотреть, когда оно сделано, и замечает кое-что, о чем она забыла. Снимок экрана другого телефона с перепиской в ватсапе от двенадцатого августа. Память Каролины медленно проясняется, и она подпирает рукой подбородок.
Телефон, который звонил, должно быть, был вторым телефоном Густава, который он забыл дома.
Спазм в животе.
Несмотря на все удары, которые ей пришлось выдержать, она верила, что все наладится. Каролина надеялась, любила, терпела, а Густав плевать на нее хотел. Она пожертвовала всем: карьерой, семьей, репутацией.
Она все предала ради него. Такой должна быть любовь? Она требует, чтобы кто-то платил более высокую цену? А чем в таком случае пожертвовал Густав?
Каролина снимает обручальное кольцо, и все это кажется неприятно знакомым.
Среда. 19 августа
Киллер
На ресепшен отеля MJ’s шумно. Хенрик предпочел бы провести допрос Биргитты в управлении, но она настояла на встрече у себя в номере.
Лифтер пропускает Хенрика в лифт и нажимает на пятый этаж.
Хенрик стучит в дверь номера пятьсот один, и Биргитта сразу же открывает, словно стояла рядом и ждала его.
– Я позволила себе заказать чай и сконы[6]. Надеюсь, вы не возражаете, – говорит она и впускает Хенрика.
– Не возражаю, – отвечает он и разглядывает накрытый стол с фарфоровым сервизом в голубой цветочек, свежей выпечкой, взбитым сливочным маслом и каким-то сладко пахнущим джемом.
– Присаживайтесь, – приглашает Биргитта, садится в одно из цветастых кресел и разливает чай. – Молока?
– Нет, спасибо, – Хенрик усаживается на бархатный диван рядом.
Биргитта занимает просторный сьют с серо-бежевыми стенами и сиреневыми коврами.
– Похитители больше не писали и не звонили?
– С нами они никогда не контактировали. Сообщения от них нам показывал Густав.
– Как вы думаете, он мог все это подстроить сам?
– Честно говоря, я думаю, что он способен вообще на все что угодно, но тут – не знаю. Тем не менее мы решили, что правильнее будет не платить, а обратиться в полицию, но он нам не позволил.
«Почему они его послушались? Неужели тоже боятся Густава?» – думает Хенрик и чувствует, что что-то не сходится.
– Я должен снова задать этот вопрос: где вы находились в ночь, когда Каролина и девочки были похищены?
Хотя он знает, что телефон Биргитты регистрировался в сети Стокгольма, когда Каролина ей звонила, Хенрик хочет услышать ее ответ.
Лицо Биргитты каменеет.
– Мы были дома. Я ведь разговаривала в тот вечер с Каролиной, а потом мы с мужем легли спать. Я плохо спала в ту ночь, беспокойство не давало мне уснуть.
– Но вам не пришло в голову позвонить в полицию?
– Эта мысль посещала меня не раз, поверьте, но я боялась того, что он может сделать с ней в этом случае. Я не решилась подвергнуть ее этому риску.
Хенрик вздыхает. Побои в семье – сложная тема. Ужасно, что родственники не решаются звонить в полицию, боясь эскалации насилия. Общество терпит фиаско, оказываясь неспособным защитить женщин.
– Вы сегодня говорили с Каролиной?
– Я была у них вчера.
Биргитта держит чашку с таким видом, словно принадлежит к британской королевской семье.
– Как она себя чувствует?
– Это трагедия. Поверьте моему слову. Даже не знаю, как Каролина все это переживет. Густав всегда выкарабкивается, но моя дочь… Я так беспокоюсь за нее…
– Почему?
Хенрик берет скон и кладет его в рот целиком.
– Она сломлена. По мнению
