Шрифт:
Закладка:
* * *
Макс не узнавал свое лицо. В зеркале отражалось не его, чье-то чужое бордово-синее пятнистое лицо, и смотрело оно с таким отчаяньем и ненавистью, на которые Макс был не способен. Так ему казалось.
Вчера он вышел из комнаты ночью, когда уже и мать, и ублюдок спали. В кухне на столе он увидел склянку зеленки и вату – видно, мать втихаря положила. Зеленкой мазать не стал, нашел в полупустой домашней аптечке перекись и протер ссадины. Еще стояла тарелка жидкого супа. Его он съел, казалось, за несколько секунд, и еще казалось, что ничего вкуснее в его жизни не было.
Сейчас он стоял в школьном туалете и не узнавал себя в отражении. В зеркале он увидел, как вроде бы ополаскивает лицо, и почувствовал холод от воды и боль разбуженных ссадин. Дверь в туалет открылась, впустив его одноклассника. Тот брезгливо посмотрел на Макса, развернулся и вышел. Ну конечно.
Макс вышел в коридор. До этого отсидел четыре урока, и все на него косились, а на переменах обходили за несколько метров и косились, конечно, тоже. За партой он теперь сидел один. В каждом кабинете прибавилось по парте. Оперативно. И где только достали в таком количестве. Попросили трудовика, а тот: Можно мне двоих мальчиков на минуту, только не того, конечно, – и подняли парты из какой-нибудь кладовой, подвала?
Он спустился на первый этаж – через толкание в плечо от одиннадцатиклассника, местной футбольной звезды, – и прошел в холл. Отсидел четыре урока и больше в этом серпентарии находиться не хотел. Уже был у входных дверей. В этот момент в школу вошла женщина. Присмотревшись, Макс узнал маму Крис. Где, кстати, Крис, эта сука? Сегодня ее не было.
– Здра-авствуйте, Анастасия Александровна, – протянул он, вежливо, но ехидно улыбаясь.
– О, – та немного растерялась. – Привет.
– Как ваши дела?
– Да… нормально. Вот к Кларе Леонидовне иду.
– А-а, ну понятно.
Женщина вроде бы собиралась пройти дальше, но вернула занесенную для шага ногу в сандалии обратно:
– Что у тебя с лицом?
Отступила от Макса на несколько шагов и смотрела с подозрением и легкой брезгливостью.
– Это? Да так, хорошие люди постарались. Знаете же, мир полон хороших людей.
– Мм, ну да. Ужас какой. Ну, я пойду, – удовольствия от диалога она явно не получала. Но Максу на это уже было плевать.
– Да вы не переживайте, заживет. Кста-ати, хотите, я вам кое-что расскажу? Это о-очень интересно, – улыбаться было больно, но Макс улыбался во всю широту разбитых губ.
Вот и тебе, дорогая Крис, ответочка.
Странно спокойная, немного отрешенная (доведенная, перерезанная), Настя заходила в школу дочери. Спокойствие было вымученным, исстрадавшимся и как бы говорило, что хуже ничего быть не может, этот день повернулся к ней всеми сторонами, и с каждой было по заднице, показал все свои бреши с гнилыми потрохами и уже удивить не мог. И тем более не могла, не могла удивить Настю чертова Клара Леонидовна – уровень не тот.
Чертова Клара Леонидовна, в каждой бочке затычка и сама как бочка, лезет, мозги выносит, личной жизни никакой, всем жизнь портит, а у Насти своего личного – горы.
Настя почти дошла до коридора, но ее окликнули:
– Здра-авствуйте, Анастасия Александровна, – протянул высокий мальчишеский голос сзади. Настя обернулась и увидела парня, не сразу его узнала. Лицо того украшала россыпь ужаса – кровоподтеки и бугристые корки. Присмотревшись, Настя узнала Макса, дружка Крис.
– О, – Настя старалась не выдать смущения. – Привет.
– Как ваши дела?
– Да… нормально. Вот к Кларе Леонидовне иду.
– А-а, ну понятно. – Он как будто усмехался, Насте не нравился его тон.
Хотела поскорее от него отделаться, даже уже собралась это сделать, но его лицо…
– Что у тебя с лицом?
– Это? Да так, хорошие люди постарались. Знаете же, мир полон хороших людей.
– Мм, ну да. Ужас какой. – Насте даже стало жутковато. Это его избили за то, что он?.. Но ведь он еще ребенок… Или не из-за этого? Ладно, Настя ему не мать (слава богу, а то не хватало еще). – Ну, я пойду.
– Да вы не переживайте, заживет. Кста-ати, хотите, я вам кое-что расскажу? Это о-очень интересно. – Макс странно улыбнулся, как в Настином детстве улыбались мальчишки перед тем, как сделать какую-нибудь гадость – налить грязи в сумку или отрезать косички.
– Что такое?
Сощуренными заплывшими глазами – неровными прорезями – парень смотрел на Настю.
– У вашего мужа роман.
– Что… – Настя не сразу поняла.
– Роман. С женщиной. Она его деловой партнер.
Пружины ног расслабились, крепежи размокли, размякли, и Настю подкосило. Пройдя шальным шагом до стены, она облокотилась.
– А ты что…
– Ваша дочь сказала. Она всё знает. А ему обещала не говорить вам. Спросите мужа сами, может, расскажет. В конце концов, они же трахаются в вашей спальне.
И парень пошел к двери.
Настя смотрела на него сквозь мерцающую поволоку, голова кружилась, а зрение не могло сосредоточиться на тонкой уходящей фигуре. Под конец фигура обернулась и сказала:
– Ну, может, конечно, они уже расстались, я не знаю.
Сука.
Кто?? Все суки.
* * *
Дворы моргали – свет то пробивался из-за крон озеленившихся деревьев, то исчезал. У шершавых хрущевок выгибали спины качели и турники детских площадок. Было прохладно, Крис шла в застегнутой куртке.
Шла медленно, лениво оглядывая гаражи с навесными замками, криво припаркованные старые автомобили, балконы, которые пытались выплюнуть висящее белье, но мешали прищепки.
Сюда ее довезла какая-то безразличная маршрутка, на которую она пересела с какого-то автобуса на какой-то остановке, и если быть честным, то сюда – это, скорее, тоже куда-то сюда. Потому что Крис не знала, где она. Можно было посмотреть в онлайн-картах, но она не хотела. Знала только примерно район. Да и какая разница, пройдется, погуляет еще пару часов, там можно и ехать домой, что-нибудь да ходит отсюда до дома. Крис прогуливала школу.
Находиться в школе стало совсем невыносимым. И класснуха, и все учителя, и долбоебы-одноклассники. И теперь – особенно – Макс – она еще не была готова посмотреть ему в глаза. Конечно, она виновата, она это понимала, перегнула палку – которую вообще не должна была трогать. Но пока не была готова просить прощения, да и вообще – он сам виноват. Пусть теперь
