великий князь Николай Николаевич, наследник престола Александр, его советник Победоносцев. Неожиданно горячо вдруг включилась в политику императрица, отстаивая эту линию, даже присутствовала на совещаниях с военными. Другие настаивали, что надо довольствоваться дипломатическими мерами: канцлер Горчаков, министр финансов Рейтерн, посол в Лондоне Шувалов, министр внутренних дел Тимашев. Царь колебался. Говорил Милютину: «Конечно, если нас заставят воевать, мы будем воевать, но… может выйти то же, что было в Крымскую войну, опять вся Европа опрокинется на нас».

Впрочем, с Крымской войны кое-что изменилось. Франция цеплялась за Россию, чтобы уберегла от немцев. Но в Англии премьер-министр Дизраэли откровенно брал Османскую империю под покровительство. В парламенте и в прессе жонглировал лживыми донесениями посла Элиотта, рисующими нового султана и его правительство благородными реформаторами, поборниками европейского «прогресса». Предложения России созвать по защите турецких христиан конференцию великих держав Англия похоронила. А на балканскую заваруху косилась еще и Австро-Венгрия, и британские дипломаты в Вене проявляли чрезвычайную активность.

Однако по-человечески, по-русски Александр II горячо сочувствовал восставшим. От отца он унаследовал и убеждение, что покровительство страждущим единоверцам – долг русского царя. Избегая войны, он начал помогать исподволь. Разрешил объявить в печати о сборе средств для повстанцев и беженцев, сам первым внес 10 тыс. руб. По разным городам стали создаваться славянские комитеты. На добровольные пожертвования закупали оружие, медикаменты, одежду, продовольствие (всего было собрано около 4 млн руб.).

А Сербия и Черногория уже готовились открыто вступить в войну. Российское правительство предостерегало их, но не категорически. Больше для международной видимости. Сербский князь Милан пригласил главнокомандующим героя Туркестана генерала Черняева, и можно смело утверждать, что царь негласно дал добро. Только изобразили, будто Россия ни при чем. В Петербурге Черняеву отказали в выдаче загранпаспорта, установили за ним надзор. Но он поехал в Москву, и там в канцелярии генерал-губернатора мгновенно получил паспорта со своим другом, фабрикантом Михаилом Хлудовым. А приказ по телеграфу задержать генерала на границе был отправлен лишь тогда, когда поезд пересек ее.

Известие, что сербскую армию возглавил Черняев, чрезвычайно подняло его популярность. При славянских комитетах вполне легально открылись «вербовочные присутствия», и на Балканы хлынули добровольцы: генерал Новоселов, полковники Дохтуров, Киреев и др.: 460 офицеров, 1806 нижних чинов. Кто-то из отставки, другие легко получали ее из армии. Снаряжали госпитали, туда отправились видные специалисты Склифософский, Боткин с сотнями медиков. Ехали журналисты, писатель Успенский, художники Поленов, Маковский, число волонтеров доходило до 4 тыс.

В июне 1876 г. Сербия и Черногория потребовали от Турции прекратить посылку карательных экспедиций в Боснию и Герцеговину, а при отказе объявили войну. При этом Герцеговина сразу же объявила о воссоединении с Черногорией, а Босния – с Сербией. Конфликт разрастался, и царь приложил все силы, чтобы достичь взаимопонимания с другими державами. 8 июля приехал с Горчаковым в австрийский замок Рейхштадт, встретился с Францем Иосифом и его канцлером Андраши. Договорились в случае победы турок не допускать зверств, потребовать восстановления довоенного положения Сербии, признания независимости Черногории и административных реформ в Боснии и Герцеговине. Но на случай поражения Турции протокольные записи обеих сторон очень отличались.

По российской записи Черногория присоединяла Герцеговину, Сербия – большую часть Боснии. Австро-Венгрии за невмешательство доставались оставшаяся у турок часть Хорватии и приграничные районы Боснии. А Россия получала право вернуть отнятую у нее в 1856 г. Южную Бессарабию и присоединить на Кавказе порт Батум. Предусматривалась также независимость Румынии и Болгарии. Но в записи Андраши Сербии и Черногории доставались лишь пограничные районы Боснии и Герцеговины, а остальное отходило Австро-Венгрии. И для Румынии с Болгарией предполагалась лишь автономия в составе Османской империи. Чем объяснить такую разницу, остается гадать. Горчаков легкомысленно не сверил? Или в Вене подправили соглашение задним числом?

Впрочем, обсуждение гипотетической победы славян оказалось бессмысленным. Сербия по общей мобилизации подняла 124 тыс. воинов, 160 орудий. Черногория выставила 28 тыс. На смотрах эти бойцы произвели на Черняева прекрасное впечатление бравым видом, воодушевлением. Но… постоянная сербская армия составляла всего 4.100 человек, остальные были необученными ополченцами. Вооружили их кое-как. А турки двинули на них 133 тыс. регулярных солдат и 20 тыс. башибузуков со 192 орудиями, ждали еще 25 тыс. подкреплений. В первых же сражениях сербы потерпели тяжелые поражения.

Россия, Австро-Венгрия и Германия совместно потребовали прекращения боевых действий и переговоров. Турки согласились на месячное перемирие, потому что у них возникли свои проблемы. Султан Мурад был алкоголиком, и у него развилась душевная болезнь. На публичных мероприятиях, в мечети случались приступы. Та же группировка «Новых османов» 31 августа свела его с престола по недееспособности, изолировала в загородном дворце, а на трон возвела его брата Абдул-Хамида. Но на переговорах турки жестко требовали капитуляции Сербии и Черногории, разоружения повстанцев. Россия предлагала международное вмешательство. Для давления на Османскую империю ввести в Эгейское море объединенную эскадру великих держав, и Александр II направил в Италию отряд кораблей контр-адмирала Бутакова. Однако Англия пресекала любые подобные инициативы.

Получилось, что перемирие стороны использовали лишь для перегруппировки. Причем султанские военачальники подтягивали побольше сил, запасов. А Черняев столкнулся с отсутствием дисциплины, многоначалием, полной некомпетентностью военного ведомства. Обнаружил он и то, что князь Милан ничего не решает – рулило либеральное правительство. И ориентировалось оно вовсе не на Россию, одна партия – на Францию, другая – на Австрию. Генерал даже предлагал Милану фактический переворот, провозгласить себя королем и принять всю полноту власти – он и весь народ сочувствуют России, вот и отбросить иные влияния. Нет, к такому князь был не готов.

Когда перемирие истекло, Черняев начал наступление на левом берегу Моравы. Но в сражениях у Кревета и Великого Шильеговца сербская армия была разбита. Черняев пробовал остановить турок, заняв сильную позицию у Джуниса. У него было 28 тыс. бойцов, 120 пушек, а на них навалились 104 тыс. и 250 орудий. Сербские ополченцы переполошились, что их окружат, бросили окопы и побежали к мостам на Мораве. Русские добровольцы прикрывали их до последнего, многие полегли. Черняев отбил телеграмму Александру II: «Все русские погибли, все сербы бежали. 24 часа!» (откуда еще раз видно: генерал действовал по негласному благословению царя).

Милану он доложил, что дальнейшие боевые действия безнадежны. Тот воззвал к Александру II – дорога на Белград была открыта, и нашествие грозило резней и опустошением всей Сербии. Царь в это время находился в Ливадии. Проводил совещания с министрами, военными. Отдать Сербию на растерзание было невозможно. Это значило не только сдать позиции России на Балканах, но и потерять лицо на международной арене, перед собственным обществом и народом.

А более решительные шаги уже грозили войной. Разработать планы поручили профессору Николаевской академии генштаба Обручеву.