Долго спорили и приняли компромисс, предложенный Австрией: Россия должна немедленно приступить к демобилизации, «как только явится уверенность, что турецкое правительство подчинится советам Европы». 31 марта протокол был подписан. Хотя еще за 12 дней до этого открылся созданный по новой конституции османский парламент, и стало очевидно – никаких послаблений христианам ждать не приходится. Их турецкая «демократия» совершенно не коснулась.

Да и сам парламент стал лишь формальной вывеской. Абдул-Хамид, впоследствии заслуживший прозвище «кровавого», играть в либерализм вообще не собирался. Не намеревался он и терпеть группировку «Новых османов», которая слишком легко меняла султанов. Начал удалять их, меняя на поборников старых традиций: воинственных, жестких. Как только надобность играть в конституцию миновала, ее автора и лидера «Новых османов» Мидхат-пашу Абдул-Хамид отправил в ссылку, а позже осудил на смерть за убийство Абдул-Азиза (кстати, заступились за него англичане – и султан «помиловал», но пашу умертвили в тюрьме).

А протокол великих держав Абдул-Хамид отверг. Было заявлено, что Османская империя рассматривает его как вмешательство в свои внутренние дела, «противное достоинству Турецкого государства». Мало того, вместо демобилизации султан призвал в армию из запаса 120 тыс. резервистов, увеличил ассигнования на военные нужды и перевел военный флот со Средиземного моря на Босфор. Это был уже открытый вызов.

Но с другой стороны, отбросив коллективное решение великих держав, Абдул-Хамид перечеркнул и пункт Парижских трактатов 1856 г. об их покровительстве. А русская армия уже сосредоточилась в Бессарабии, туда приехал и царь. 12 (24) апреля 1877 г. после парада войск в Кишиневе и торжественного молебна епископ Павел (Лебедев) зачел манифест о войне. Сам Александр Николаевич слушал его верхом на коне, был взволновал, на глазах его были слезы. Да и дата была не случайной. В этот же день, 12 апреля в 1828 г. объявил войну Турции его отец – принес свободу Греции, автономию Сербии, Валахии, Молдавии. Между прочим, у Александра II было предчувствие, что он, начав войну с Турцией, скоропостижно умрет. Он даже специально вызвал наследника, наставлял его на подобный случай. Но, скорее всего, это было не предчувствие, а подозрение или даже результаты его тайного расследования, что отец в сходной ситуации умер не случайным образом [3, с. 230].

Однако Англия, в отличие от прошлой войны, враждебных действий не начала. Вместе с другими великими державами объявила нейтралитет, и русские эскадры в США получили приказ возвращаться. А вот Горчаков постарался перестраховаться перед Западом. Еще осенью за спиной государя он с какой-то стати пообещал британскому послу Лофтусу, что в случае войны русские не будут переходить Балканские горы. А на пороге войны стал рассылать обязательства, чего ни одна европейская страна никогда не делала, для французов, англичан, немцев это было бы просто диким! Заверял, что Россия не займет Константинополь, не будет искать приобретений за Дунаем, не будет претендовать на исключительное покровительство балканским христианам. Англичанам сверх того пообещал не задевать сферы их интересов, не распространять боевые действия на восточную часть Средиземного моря (а значит, не направлять туда наши корабли, не мешать морским переброскам турецких войск). В общем, своя же дипломатия вязала военных по рукам и ногам…

Глава 24. За други своя…

Оборона Шипки. Художник А. Попов

Народ воспринял войну с общим энтузиазмом – как справедливую, священную. Шли, как в старину, «за други своя», спасать братьев, единоверцев. По разным городам люди торжественно провожали воинов, служили молебны о победе, слали в армию письма и коллективные напутствия, подарки, освященные иконы. Но в исторической литературе с какой-то стати выпячивается, будто в войне проявились блестящие результаты военных реформ Милютина. Факты показывают обратное.

Всеобщая воинская повинность была введена только в 1874 г. В строю служили первые призывы 1874–1876 гг., часть из них еще плохо обученные. Подготовленного резерва для развертывания по штатам военного времени пока не было. По мобилизации призывали солдат, служивших по старым уставам, не знакомых с современным оружием. Огромная «прореха» обнаружилась с кавалерией. Ее же сократили всего до 16 дивизий. А в короткий срок усилить ее призывниками из запаса было невозможно, для этого нужна выучка, выезженные лошади. Спасло положение казачество – которое Милютин очень желал, но не сумел «расказачить». Казаки составляли всего 2,2 % населения страны, но по призыву выставили 7,4 % армии, 125 тыс. воинов [102]. В новых корпусах, развернутых по мобилизации, было по 2–3 пехотные дивизии, а кавалерийская была казачьей.

Из-за метаний военного министерства между заграничными образцами на вооружении оказалось четыре вида винтовок: Карле, Крнка, Бердана № 1 и Бердана № 2. Из них лишь последняя современная, а у 75 % воинов – устаревшие. Длинноствольные, большого калибра. В полевой артиллерии имелись 4– и 9-фунтовые пушки (84 и 107 мм) – медные, нарезные, заряжались с казенной части, разрывные гранаты снаряжались порохом. Тактику переняли у победоносной Германии, стали учить солдат атаковать плотным строем – хотя из-за этого немцы несли большие потери, а в России после Крымской войны уже переучивали войска на рассыпной строй.

Но вот образец германского генштаба, центра стратегии и планирования, перенять не удосужились. В отличие от него, созданный в ходе реформ Главный штаб под началом генерал-адъютанта Геймана, ближайшего помощника Милютина, самостоятельной роли не играл. Был лишь управлением военного министерства, занимаясь массой вопросов: учебными заведениями, госпиталями, военными тюрьмами, формированием резервов. А военная разведка была вообще никакой.

Ведомство Милютина очень преуменьшило силы противника. Брало в расчет только те контингенты, что стояли против наших войск, а в других частях Османской империи не учитывало, как будто они не могли переместиться. А боевые качества турок оценивало крайне низко. Царя и правительство убеждали, что война будет скоротечной и победоносной. Даже секретность не соблюдалась. Военное министерство заключило контракт на снабжение армии с иностранным товариществом «Коган, Грегор, Горвиц и Ко» – и по пункту 3 контракта главное командование обязалось за неделю извещать поставщиков о перемещениях частей и соединений [44]!

Между тем турки тоже реформировали армию под руководством прусских инструкторов. Могли выставить до 800 тыс. солдат плюс башибузуки и другие иррегулярные войска, численность которых не знали в самой Турции [33, с. 73]. Султанские воины отличались стойкостью, выносливостью, упорством, учились быстро окапываться, строить полевые укрепления. А вооружены они были гораздо лучше русских. Стальные орудия Круппа по дальности и точности стрельбы превосходили нашу артиллерию. Новенькие английские винтовки Пибоди, а накануне войны турки закупили американские винтовки Винчестера, уже магазинные, 12-зарядные, их выдавали коннице.

При составлении планов особое внимание уделялось фактору времени. Нейтралитет европейских держав был явно ненадежным, при