Желание Бадо́ оставить след в истории и увековечить свое имя неискоренимо. Оно же обернулось для Лелля похищением и пленом в мире теней.

– Дикая Охота – так ее назвали мы, прорицательницы – Ведающие Матери, сивиллы[17] и оракулы. Все, кто видел этот день в кошмарных снах. Кто узрел, как мчатся по земле мертвые, без устали гонимые вечным, неутолимым голодом. Как поглощают человеческие души, вырывая их из живых тел. Как пополняют – час за часом, день за днем – армию мертвых.

– От них нигде не скрыться, – обессилено прошептала Ада. Морриган и не знала, что она по-прежнему тут, за ее спиной. – Нигде.

– Да, дитя.

Дэмьен покачал головой.

– Выходит, вы знали, что это однажды случится.

– Знали… но не думали, что так скоро.

– Почему? – спросила Морриган.

Ведающая Мать вскинула голову, пристально глядя на нее.

– А ты бы поверила, если бы увидела во снах, что со дня на день мир, который ты знала, изменится навсегда? Или до последнего цеплялась бы за отчаянную надежду, что воочию этот кошмар ты никогда не увидишь? Я думала, пройдут десятилетия, века, тысячелетия, прежде чем это случится.

– И что нам теперь делать?

– Полагаю, создавать свою собственную армию, – пожала плечами Ведающая Мать. – Призывать на помощь тех, кто способен противостоять Бадо́. Быть может, действуя сообща, мы сумеем отколоть от могущества твоей матери крошку за крошкой, кусок за куском. И дождемся того момента, когда она ослабнет достаточно, чтобы мы смогли ее победить.

– Я думала, носители божественной силы Дану, чистокровные потомки Туата Де Данная, выступают против насилия.

Веда фыркнула.

– По-твоему, мы будем смиренно ждать, пока нас истребят? Да, наши догмы противоречат кровопролитию. Однако мы признаем, что порой его не избежать. И тогда мы свершаем справедливость руками тех, чьи принципы иные.

Морриган с усмешкой покачала головой. А лесные ведьмы весьма практичны.

– Однако нужно помнить: опасность исходит не только от самих слуа, хотя они для Бадо́ – что остро наточенное оружие для воина. Через своих мертвых слуг она предлагает выбор ведьмам и колдунам – встать с ней по одну сторону и порождать таких же монстров… или быть поглощенными уже ею созданными.

– Проклятье, – прошипела Морриган, вонзая ногти в ладонь.

Сила, с которой никто из них прежде не сталкивался, ворвалась в мир живых… Как вообще бороться с таким врагом? И возможно ли это?

Она мотнула головой, не желая признавать ответ «нет». Но что-то в глазах Веды тревожило, вызывало жгучее ощущение… утраты. Будто война, появившаяся на пороге, уже проиграна. Что же видели пророчицы, подобные ей, в вещих снах?

– Веда… – Морриган оставила без внимания, что так к предводительнице лесных ведьм могли обращаться лишь те, кому она это позволила. Сейчас не до церемоний. – Что случится, если мы проиграем Бадо́?

Взгляд Ведающей Матери остекленел. Опустел, будто сама жизнь из него исчезла.

– Веда?

Предводительница лесных ведьм молчала, и Морриган с трудом удержалась от соблазна встряхнуть ее за плечи.

– Веда, что произойдет?

– Если мы проиграем, настанет конец всему, – будто чужим голосом сказала та.

– Всему?

Ведающая мать медленно подняла голову.

– Туата Де Данная. Рассветной магии. Ирландии, какой мы ее знали.

Глава 37

Стать тенью

В Пропасти зажглись все пять искусственных солнц, и Дикая Охота исчезла. Так происходило каждое утро. Каждый искусственный рассвет.

Морриган прикрыла глаза и стояла так какое-то время, хотя больше всего сейчас ей хотелось опуститься на землю и заснуть. И спать очень, очень долго.

– Долгожданная передышка, – простонала Аеринн.

Битва давалась ей непросто. Мертвые отказывались слушать прекрасную музыку ланнан-ши, очаровываться и попадать в ее сети. Тогда Аеринн призвала на помощь иллюзии. Выматывала слуа, заставляя их думать, что они видят перед собой настоящих врагов из плоти и крови. Те, обладая примитивным мышлением, обманывались охотно, но на поддержание каждой иллюзии уходила львиная доля сил Аеринн.

И все же она была здесь, как и остальные члены Камарильи. Брайд и Джамесина, как и Аеринн, больше не могли полагаться на свои острые зубки – пить из вен слуа было решительно нечего. Опытным путем они выяснили, что если разорвать нити энергии, которая и образовывала их сущность, то можно заставить мертвых… упокоиться. Поэтому в бою с Дикой Охотой они, смертоносные создания, служили лишь отвлекающим фактором, пока полуночные колдуны разрывали связь слуа с миром теней.

Эддан упростил себе и остальным задачу Он просто разрывал слуа на части, на мелкие клочки, которые даже Леди Ворон собрать воедино не могла. Однако чем дольше Морриган за ним наблюдала, тем отчетливее понимала: к человеческому началу вернуться Эддану будет непросто. Он дичал буквально на глазах, ведь именно в зверином обличье, в личине волка его сила многократно превосходила человеческую.

Аоибхинн, пожалуй, принадлежал самый странный из способов ведения боя. Оглушая слуа своим пронзительным, нечеловеческим криком, она выпивала из них энергию – не жизни, но ту, что их создала.

Морриган нападала на мертвых всадников прямо из тени. Невидимая для них, а потому до поры до времени неуязвимая, окутывала их паутиной рассветных чар. Дымчатая плоть шла сверкающими трещинами и взрывалась изнутри. Кроме того, Морриган набрасывала на соратников сплетенные из теней вуали, позволяя им на какое-то время скрыться от огненных глаз Кошмаров.

И конечно же, на поле боя с ней всегда был Дэмьен. Куда Морриган без него…

Теперь его силу не сдерживала даже Аеринн. Морриган просто старалась сделать так, чтобы рядом с Дэмьеном во время приступа ярости находилось как можно меньше живых людей. И сама держалась от него на расстоянии… но все же недостаточно далеко, чтобы упустить берсерка из виду.

Алое пламя в его глазах полыхало всю ночь.

Когда битва заканчивалась, Дэмьен временным порталом переносился в Тольдебраль и, едва добравшись до кровати, засыпал беспробудным сном. Видеть его в таком состоянии было жутко. Сердце и пульс замедлялись до критических пределов, кожа становилась ледяной. Дэмьен признавался Морриган, что не видит снов, будто проваливаясь в черную бездну. Он словно балансировал на грани между жизнью и смертью.

Однако именно так и восстанавливался организм берсерков после многочасового приступа ярости: отключая все «ненужные» функции или сводя их активность до минимума, словно хитроумный и очень сложный механизм.

Но этот же механизм стремительно изнашивался, не позволяя берсеркам жить дольше шестидесяти лет.

Насколько хватит Дэмьена, если нашествие Дикой Охотой затянется? Как много лет отнимает у него каждая такая ночь?

Среди тех, кто