Водяные кресс-салаты и календула болотная в изобилии росли повсюду в ручьях и болотистых местах среди гор, даже очень близко к заснеженным участкам.

Продолжая подъем, мы вскоре добрались до осетинского дома, построенного на холме, жители которого с радостью снабдили нас сухим молоком после того, как усмирили собаку, яростно наступавшую на наших лошадей. Местные жители напомнили о благотворительном рвении монахов Святого Бернарда в Швейцарии[198]. Они помогали одиноким путникам и давали им убежище от завывавшей бури или падавшего снега под крышей своей скромной хижины. По словам Р.К. Портера, император Александр I содержал это учреждение. Семья возделывала землю рядом со своим жильем. Продукты, включая овец и коз, передавались на их попечение, а также большой склад муки и спиртного всегда был открыт для благотворительных целей.

Долина Арагви.

Гравюра Э. Николе по рисунку Д. де Монпере, 1848

Перейдя вброд чистый горный ручей немного дальше, мы продолжили наше восхождение и вскоре достигли самой высокой точки альпийского перевала, Крестовой горы, которая сразу напомнила нам о камне с надписью «Отдохни и будь благодарен» в Глен Кроу[199], в высокогорье Шотландии. На горе был установлен массивный постамент, увенчанный крестом, выполненным из того же камня, и с надписью на нем. Он был возведен в ознаменование завершения русскими дороги через Кавказские ворота в 1809 году. Спуск отсюда по длинной извилистой дороге привел нас на равнину, где располагался лагерь грузинских купцов, их главным товаром были сотни лошадей, пасшихся вокруг них. С равнины начинался подъем на Гуд-Гору, которую мы пересекли по отличной дороге, проложенной вдоль ее склонов. Отсюда мы наслаждались прекрасным видом на огромную долину, где текла Арагви, и можно было проследить взглядом до ее истока среди множества пенившихся ручейков, которые неслись с прилегающих гор. Эта долина была покрыта многочисленными садами, кукурузными полями и пастбищами и представляла собой разительный контраст с диким пейзажем, какой мы оставили позади.

После тревожного описания спуска с Крестовой горы Портер пугал трудностью «еще большего масштаба». «Ничто не может описать дорогу, – рассказывал он, – какая открылась перед нами на Гуд-Горе. Это казалось немногим лучше, чем карабкаться по отвесной скале, падение с которой должно было привести к мгновенной гибели… На дне зеленой бездны Арагви казалась тонкой серебряной линией. Страшно было смотреть вниз, картина представала одновременно возвышенная и столь же ужасная…» Но ведя своего коня «как можно ближе к той стороне дороги, где возвышалась до неба Гуд-Гора», он с тревогой смотрел на своих попутчиков, «которые цеплялись за каменные выступы, продвигаясь вверх по этой опасной эскаладе». «Кто бы мог подумать, – писал анонимный автор, – что эта эскалада почти ежедневно совершается многочисленными экипажами, что на протяжении ста ярдов или более, непосредственно под дорогой, эта зеленая пропасть ежегодно скашивается на сено жителями соседних деревень и что почти прямо к ней ведет тропинка, по ней это сено несут к подножию горы, на спинах ослов! И все это факт». Видимо, он проходил через горное ущелье летом и не столкнулся с подобными трудностями. Хотя подъем на гору более трудный в зимнее время года, когда дорога в некоторых местах на склоне горы может быть завалена снегом и покрыта льдом, но я все еще склонен думать, что рассказ Портера скорее романтичный, чем точный.

На западной стороне Арагви расположена интересная скала, представлявшая собой перпендикулярный фасад, по-видимому, базальтовых колонн, на вершине которой находился старинный замок и деревня, окруженные лесом и кустарником.

Спуск с Гуд-Горы оказался быстрым, хотя по очень плохой дороге, усыпанной большими камнями. По пологому склону мы добрались до станции Кашаур, где находились две деревни с квадратной башней и редутом, похожим на крепость Коби. Эти мрачные деревушки были окружены прекрасными азалиями и дафнами, которые значительно оживляли окрестности. Выставили охрану, и солдаты были готовы служить нам. Здесь, как и на всех станциях между Владикавказом и Тифлисом, дислоцировались отряды пехоты, от двадцати до пятидесяти солдат и около двадцати пяти казаков. Казаки получали плату за аренду лошадей, что было для них значительным вознаграждением, поскольку они получали двенадцать копеек за версту на каждую лошадь. Такая высокая цена зависела от дороговизны кормового зерна, привозимого с юга России. Даже сено было дорого, так как его не производили в достаточном количестве. Сено продавали местные жители по цене выше рубля за пуд – цена намного выше, чем платили в Москве при обычных обстоятельствах. Казаки часто жаловались, что русские платили не более чем за половину или треть количества лошадей, которых они брали для поездок, а ведь что-нибудь заработать они могли только в летний сезон, чтобы покрыть свои расходы и возместить хлопоты.

Офицер, сопровождавший нас через горные ущелья и проживший несколько лет в этих местах, рассказал, что многочисленные деревни вокруг населены жителями, у которых был оракул в облике кошки, к кому обращались по всем поводам. Самое жестокое наказание, применяемое здесь, это когда привязывали кошку к спине правонарушителя, а затем раздражали ее, и она, естественно, начинала царапаться.

Страдалец боялся оказать сопротивление, потому что кошка – существо священное и причинить ему боль или убить считалось большим преступлением.

С горных племен Кавказа налоги брали натурой, ибо о деньгах не могло быть и речи, и собирали их с большим трудом. Россияне вынуждены были прибегать к разным уловкам для выполнения своих задач, а иногда использовали и очень сомнительные методы. Однажды местные дворяне были приглашены на ужин, у них изъяли оружие и одежду и удерживали до тех пор, пока их не выкупили, оплатив полагавшиеся налоги. Один знакомый господин предположил, что горцы охотно избегали бы всякого общения с русскими, если бы они не зависели от них в некоторых поставках. Он также сказал, что очень трудно установить точное население Кавказа, поскольку не велось никаких списков, ни рождений, ни смертей. Более того, многие местные жители жили в горных крепостях, куда никогда не ступала нога европейца.

Обеспеченные хорошими лошадьми и обычной охраной, мы вскоре достигли одного из самых красивых мест, какие я когда-либо видел. Это долина, равная по длине Байдарской в Крыму, но намного превосходившая ее если не по красоте, то по крайней мере по величественности. Через нее протекала Арагви и впадала в Куру. Спуск в эту долину был долог и труден, дорога петляла в разных направлениях от вершины горы и почти до упомянутой реки, через восхитительные леса. Пройдя мимо маленького белого дома, где было расквартировано несколько солдат, мы