Шрифт:
Закладка:
Маккена смотрел на плывущую воду, которую втягивала тень моста. Сколько здесь высоты? Пять, шесть? Десять метров или двадцать два этажа и три ступени? Сколько времени отмерили мойры перед тем, как перерезать нить жизни Энди? А после спохватились, связывая концы, как попало грубым узлом?
Сколько же лет жил его ангел? Без двух дней год? Рой задумался. Он совершенно забросил документы Энди. Он так и не сделал ничего. Ноль, от которого придется ползти вверх по гладкой стеклянной стене. Соскальзывать и вновь ползти. И Рой пополз.
* Двадцать два этажа и три ступени.
(1) Колыбельная.
Часть 19. AND THEN
19. AND THEN…*
Энди не находил себе места. Он садился, но тут же вскакивал, делал беспорядочные движения, вновь садился и вновь вскакивал. Прошел всего лишь час, как началась операция Тиу. Еще пять часов. Нет, он определенно успеет за это время сойти с ума. И, пожалуй, не один раз. Мартин нашел себе применение и уехал. Ему проще. Энди еще раз сел, еще раз вскочил и понял… Он отправился в спортзал противопоставлять свои переживания холодному безразличию металла. Лучше он сдохнет от изнеможения там, чем свихнется в коридоре госпиталя. Казалось, ему самому делают операцию, потому что ныли все кости. Он явственно ощущал старые переломы в ребрах и совсем свежий перелом мозга. Двойной. Вдоль и по диагонали.
— Что это с ним? — спросил Дин, завидев входящего Смита. — Он рвет зубами землю.
— Делают операцию его индейской подружке, — без эмоций ответил Дав. — Переживает.
— А чего переживает так?
— Потому что платит.
Энди отжимался. Упорно. Низко. Раздувая щеки перед выдохом, а Смит заворожено смотрел, как сходятся лоснящиеся от пота лопатки. Блики освещения играли в прятки на блестящей загорелой коже, но мальчишка с зашкаливающим упорством продолжал гонять их туда-сюда. Волосы торчали взъерошенными слипшимися стрелками, а по вискам сбегали тяжелые капли. Парень видел ноги Дава в дорогих начищенных ботинках, и ему до тошноты хотелось плюнуть на них. Вот только слюны нет. Пересохло во рту.
— Энди, — позвал Смит.
— Не сегодня, — не дослушав, ответил парень.
— Идем. Я знаю, что делать. Я сниму твое напряжение…
— Я не напрягаюсь.
— Оно и видно.
— Что ты за человек, Дав? Машина, и та устает.
— Человек, который соблюдает со своей стороны все условия договора, чего не сказать о…
— Идем, — обрезал мальчишка. — Проще отделаться, чем взывать к чему-то.
— Тебя не занесло случайно? Ты почти скребешь короной потолок, позабыв из какой кучи дерьма я тебя выудил.
— Из одной кучи выдернул, да я тут же в другую угодил. Еще большую, — проскрежетал парень.
— Что? Не понял?
— Ничего. Говорю, насколько я помню, чувства в договор не входили, как и размер короны тоже. Чистый дозированный секс, если я ничего не попутал.
— Энди, за что ты так ненавидишь меня, ведь я помог тебе?
— Ты думаешь, человек способен любить всех, кто ему помогает? Я ценю, поэтому еще ни разу не отказал тебе. В том числе и сейчас. У нас договор, Дав, а договор — это лишь исполнение определенных пунктов. Действительно ты делаешь все, как мы и договаривались. Я тоже. Какие ко мне претензии? А, кроме того, насколько я правильно понимаю, ты любишь, когда я страдаю, так ведь? Тебя даже возбуждать не приходится.
— Ты не справедлив, Энди.
— Может быть, но я прав. Если тебя это успокоит, я испытываю чувство неприятия к любому, кто ко мне прикасается. Без исключения, но к тебе особо, — парень скорее продумал последнюю фразу, нежели произнес вслух.
Смит не стал продолжать разговор, махнув в сторону двери.
— Садись в машину. Я сейчас подойду.
— Мне нужно принять душ.
— После примешь.
Энди не стал спорить и удалился со словами: «Свинья всегда в грязи изваляется. Вылижешь меня как котенка. Два раза мыться не придется».
Парень вышел от Смита еще более раздраженным, чем был утром. Как бы это ни показалось странным, но его изнутри раздирало непонятно откуда взявшееся чувство собственной несостоятельности. Чего-то он не доделал, но вот что? Потом на него навалился страх, что все зря. Нет, он не пожалел бы о том, чем пожертвовал ради успеха. Это было что-то другое. Совсем другое. Он боялся за Тиу. Все вокруг казалось ему незначимым в сравнении… Нет, он даже думать не мог. Время не шло. Не ехало. Не плыло. Оно отказывалось даже ползти. Оно просто встало и уперлось. Рогами, зубами, копытами. Всем, что у него было. Энди продолжал бесноваться. Он нарезал по степи уже третий десяток километров на мотоцикле, но так и не выветрил до сих пор давящего угнетения. Тиа-Тиа… Солнышко Тиа. Девочка. Парень вдруг понял, что если и есть в нем сердце, то его вырастила Тиа, и именно оно сейчас так ноет и боится. В конце концов, Энди развернул мальчика и помчался в поселок. Надо пойти к Каплям Дождя. Он был уже на полпути, когда развернулся и понесся в клуб. Нет, не надо Капель Дождя. Это его дело. Не надо, чтобы кто-то видел, что он сейчас будет делать, потому, как и сам он толком не понимает, что собирается предпринять. И тем более как. Энди спешил. Теперь ему казалось, что время сошло с ума и несется сломя голову. А еще надо успеть на самый край света, потому что без этого никак. Стой, время! Не спеши! Лучше залипни и не двигайся! Как успеть теперь?! Как?!
Капли Дождя встрепенулся, будто услышал нечто. Он замер, стараясь что-то осознать, потом потянул носом воздух и забеспокоился. Что-то словно звало его, и старик последовал на зов. Кости ломило, Джек хромал, но…
— Что случилось?! — издалека спрашивала Джил, спеша ему навстречу.
— Не знаю, дорогая, но тебе лучше вернуться домой.
— Но, Джек…
— Это мужское дело! Не лезь в это! Потом я вернусь и все тебе расскажу…
— Я пойду с тобой…
— Я же объяснил, не женское это дело! Иди домой! Я скоро вернусь!
— Но…
— Жди меня дома!
Шаман спешил. Он знал, куда идти, а когда остановился отдышаться, почувствовал, как потянуло свежестью дождя. Небо морщилось и сворачивалось, приобретая глубину и тяжесть. «Только не это», — прошептал Джек и поплелся дальше. Ноги заплетались, сердце едва цеплялось за что-то в солнечном сплетении, а отвердевший воздух не проходил в легкие. Можно пойти в обход, но это значительно дальше. Напрямую быстрее, но много тяжелее, и Капли Дождя пошел прямо.
До уступа еще далеко, метров пятьсот, но уже отчетливо слышен ритм бубна. «Так нельзя, Энди», — едва слышно пробормотал Джек, почти валясь от усталости. — «Сейчас… я иду».
Густой серый дым от влажной древесины поднимался высоким, витиеватым сталагмитом. Издали шаман увидел одинокую фигуру парня, движущуюся кругами вокруг этого столба. Джек подошел ближе. Казалось, Энди не видит его. Парень был босиком, без рубашки, в одних только джинсах. Грудь и лицо покрывали спешно нанесенные символы, начертанные, как видно, углем. Он двигался странно, словно им руководили невидимые силы. Делал несколько полушагов, поворачивался спиной к костру, неистово ударяя в бубен. Потом вдруг остановился и закричал. Что было сил.
— Послушайте, вы! — взывал Энди. — Я не знаю ваших имен, но знаю, что вы слышите меня! Я пришел с миром, но у нас остались незавершенные дела! Я не знаю ритуалов и вашего языка, но знаю, что вы понимаете меня!
— Что ты делаешь?! — старался крикнуть Джек, но слова не получались.
— Я не вашего племени, но я из рода сокола, и я пришел один! Явите знак, что слышите меня!
Капли Дождя хотел войти в круг, но неведомая сила удерживала его на месте, жестко сковывая тело. Кто-то словно позволял Энди бесноваться, ожидая увидеть до какого предела он дойдет.
— Я не знаю, как вызывать вас, — продолжал парень, —, но я хочу говорить с вами! Опустите хоть раз все эти ритуалы, ибо я простой смертный и никогда не делал их! Ответьте мне, кто бы там не были!
Сердце Джека опрокинулось. Казалось, мальчишка находится под действием сильнейших наркотиков. Речь его становилась все более бессвязной, и он все громче и неистовее долбил в бубен. Небо почти вздрагивало от этих ударов.
— Простите его, покровители, — лишь губами произнес шаман. — Он не понимает, что делает.
