с ее войнами и литературным великолепием, но малоизученная и темная история Средневековья, гвельфы и гибеллины, городские и муниципальные институты, вражда магнатов с пополанами. Именно здесь берет начало, по его мнению, со всем плохим и хорошим, что в ней есть, итальянская общность и цивилизация; и не следует искать их истоки в величии прошлых времен. Словом, история, написанная Муратори, Верри и Джанноне, это — гражданская история, возобновлявшая великую традицию Макиавелли и Гвиччардини.

Наконец, обратимся к литературе XVIII в. Причем отнюдь не только с целью дополнить только что созданное полотно, но главным образом потому, что это литература гражданская, глубоко и остро чувствующая свою ответственность за воспитание и формирование вкуса нового и исполненного энтузиазма массового читателя. Бесспорно, неслучаен тот факт, что два «отца» итальянской литературы этого столетия — Витторио Альфьери (граф ди Кортемилья) и Карло Гольдони — были в первую очередь драматургами, то есть обращались в своих произведениях к самому широкому зрителю. Первый — более неистов и систематичен. Аристократ по рождению, неутомимый путешественник и заядлый коллекционер, беспорядочный читатель, обладавший, однако, исключительной способностью к перевоплощению в своих сочинениях (то в Плутарха, то в Макиавелли), он населил трагедии персонажами, созданными по своему образу и подобию, — неутомимыми тираноборцами и тиранами, сверхлюдьми и мятежниками. Он дал, таким образом, жизнь театру «нонконформистскому» — театру на грани провокации, отрицавшему традиционное представление о театральном действе как о приятном времяпрепровождении.

Театр Карло Гольдони, напротив, в значительной степени еще сохраняет развлекательный характер, но из-за этого его гражданская роль, не столь очевидная, как у Альфьери, ничуть не менее значительна. Примечательно, что «положительные» герои его комедий (если этот термин позволительно применить по отношению к «антигероям» Гольдони) — это главным образом венецианские буржуа и торговцы, которые стремятся управлять своим делом с таким же мудрым прилежанием, с каким они управляют собственной семьей. Напротив, дворяне, с их чванливой надменностью, показаны как представители мира уходящего, мира вчерашних ценностей, мира разлагающегося. Но речь идет не только об этом: важнее то, что Гольдони сделал театр поистине «итальянским», в котором нашлось место венецианцам и не венецианцам, буржуа и пополанам, людям ученым и необразованным. В этом и заключается новизна и оригинальность его реформы театра, посредством которой Гольдони, как известно, стремился построить театр как явление эрудиции и высокой литературы на старом фундаменте народной комедии дель арте.

Это была попытка воспитать новые вкусы у возможно более широкой публики. Попытка удалась, успех ее ощущается даже и сегодня и является, возможно, одной из величайших побед итальянского Просвещения.

Третий гигант итальянской литературы XVIII в. — аббат Джузеппе Парини (1729–1799), чья слава связана в первую очередь с сатирической поэмой «День», в которой описывается пустое времяпрепровождение молодого ломбардского патриция. Парини — писатель, обладавший солидным багажом классического наследия, тонко чувствовавший проблемы формы и характер литературного языка, не терпевший никакого авангардизма. Жесткая языковая самодисциплина приводит его к умеренности и сдержанности. Но именно эта сдержанность и придает сатире на дворянство высокую гражданскую убедительность.

Подведем некоторые итоги рассмотренной нами в самых общих чертах проблемы. Вернемся к тому, с чего мы начали, то есть к вопросу о том, какую роль интеллектуалы эпохи Просвещения сыграли либо не сыграли вовсе в процессе формирования и развития просвещенного общественного мнения. Содействовали ли они ему в борьбе за реформы или нет? После всего вышеизложенного ответ, как кажется, может быть только положительным. Объединившись под знаком Просвещения, итальянские интеллектуалы снова стали такими, какими они были в прошлом, и к этому единению их звали гражданский долг и в значительной степени утраченное чувство коллективной ответственности по отношению к обществу. В той мере, в какой им действительно удалось стать европейцами, они осознали себя и итальянцами, а это в первую очередь значило понять отсталость итальянского общества и необходимость вернуть былые позиции.

2. Эпоха реформ

Габсбургский реформизм: Ломбардия

Как мы уже знаем, Ломбардия — ее равнинная и особенно орошаемая часть — относится к числу тех итальянских областей, где сельское хозяйство достигло наибольшего развития и носило наиболее передовой характер. Нам известно также, что данная специфика явилась итогом длительного процесса развития сельского хозяйства, начало которому было положено еще в эпоху коммун. Продолжался он почти беспрерывно до конца XVIII в., преодолев более или менее благополучно, по сравнению с другими областями, два серьезных кризиса в истории итальянской экономики — в XIV и XVII вв. В XVIII в. и, особенно во второй половине столетия, развитие сельского хозяйства не просто шло поступательно, но вступило в более бурную фазу. Можно с полной убежденностью утверждать, что именно во второй половине XVIII в. начинала четко вырисовываться ведущая экономическая роль Ломбардии, сохранявшаяся в течение всего XIX в. и оставшаяся таковой вплоть до нашего времени.

Областью, максимально использовавшей эту новую волну сельскохозяйственного подъема, стала Нижняя Ломбардия, мелиорированная ее часть, где стали сеять рис, создавались заливные и искусственные луга и широко развивалось скотоводство. Благоприятная экономическая конъюнктура и рост цен на сельскохозпродукцию также стимулировали развитие предпринимательства землевладельцев и арендаторов данной области, получивших поддержку со стороны государства при строительстве необходимых инфраструктур. Все это способствовало превращению Нижней Ломбардии в образец передового рационального сельского хозяйства. Неслучайно, сопоставляя увиденное во время своего путешествия в конце XVIII в. между Миланом и Лоди, англичанин Артур Янг невольно припоминал процветающие сельские районы своей родины. Более традиционным и менее стремительным был ритм жизни и сельскохозяйственного производства на неорошаемой равнине, в холмистой местности и в провинции Мантуя, включенной незадолго до того в состав Миланского герцогства. Однако и здесь новым и весьма перспективным стало широкое распространение шелковицы и одновременное зарождение домашних промыслов по первичной переработке шелка-сырца, который, как известно, составлял основную статью ломбардского экспорта. Таким образом, и менее развитые отрасли сельского хозяйства Ломбардии оказались вовлеченными в товарооборот и не замедлили воспользоваться благоприятной конъюнктурой.

В то же время отмечаемое повсеместно развитие производства сопровождалось нестабильностью или же относительной устойчивостью общественных отношений, политических и государственных структур. Большая часть угодий принадлежала крупным землевладельцам, знати и церковным орденам. В целом в государстве дворянству или Церкви принадлежало 75 % участков, превышавших площадь, равную 40 га, и