Словом, итальянский язык, заимствовавший слова французского происхождения, мог бы стать таким образом функциональнее и более удобным средством общения всей нации, чем любой подражательный, искусственный литературный язык. Это, конечно, была крайняя позиция, но именно в силу своей крайности она вскрыла (и это, безусловно, ее заслуга) суть проблемы, то есть необходимость преодолеть пропасть между языком клира и языком простых людей, между литературным языком и языком разговорным.

Однако, поскольку осуществить подобное было возможно лишь в ходе длительного процесса упражнения и совершенствования языка, за истекшее столетие не удалось добиться значительных результатов. Тем временем даже писатели, отдававшие себе отчет в своей ответственности перед читателем, продолжали использовать различные уловки. Например, Гольдони часто прибегал в своих комедиях к облагороженному, «цивилизованному» венецианскому диалекту как к более подходящему и более удобному инструменту для выражения своих мыслей, поскольку он обладал большей коммуникативностью, чем литературно-шаблонный итальянский язык.

Но если проблема, как говорить и общаться с читателем и со зрителями, не могла быть решена немедленно либо предлагались противоречивые и приблизительные пути ее решения, то вопрос, о чем говорить, не вызывал особых сомнений. Новая публика эпохи Просвещения требовала от литераторов, составителей сборников и книготорговцев, чтобы ее знакомили с достижениями и прогрессом новой, просветительской культуры во всех областях знания. Она стремилась к современной, обновленной политехнической культуре, с тем чтобы преодолеть традиционный разрыв между гуманитарной и научно-технической культурами. Итальянские просветители старались соответствовать этим требованиям, и даже самый беглый обзор тем и названий их работ позволяет в известной степени представить себе, сколь обширны и серьезны были их намерения. Следует отметить прежде всего значительное количество сочинений, посвященных науке, поистине «новой» в эпоху Просвещения, а именно экономике. Чезаре Беккариа писал об «Элементах политической экономии», его друг Пьетро Верри создал «Размышления о политической экономии», эксцентричный и гениальный венецианский монах Джан Мария Ортес писал «О национальной экономике», неаполитанец Дженовези стал автором труда «Уроки торговли и гражданской экономики». Вместе с тем экономика, наука хотя и новая, охватывала широкий круг проблем, поэтому публиковались работы, посвященные отдельным ее вопросам — от денег и финансового «беспорядка» (Верри, Беккариа, Галиани) до торговли зерном (Анджело Мария Бандини и опять же Галиани) и даже о рыбе (Франческо Марио Пагано), не говоря уже о многочисленных работах о сельском хозяйстве, которые мы уже упоминали. С сельским хозяйством была тесно связана география: в свет вышли работы о путешествиях в Россию (Франческо Альгаротти), в Константинополь (Джамбаттиста (Джованни Баттиста) Касти), в далекую и свободную Америку (маркиз Филиппо Маццеи); описания экзотических и далеких земель, а также тех, что лежали поближе, но были столь же малоизвестны, как, например, области Южной Италии, о которых рассказали Джузеппе Мария Галанти (1743–1806), Франческо Лонгано (1729–1796) и другие неаполитанские просветители, первыми пролившие свет на мир нищеты и отсталости. Кроме того, были изданы научные труды физика Ладзаро Спалланцани или знаменитая работа «Ньютонизм для дам» популяризатора науки Альгаротти; книги по статистике, технологии, прикладным наукам и различного рода произведения об «общественном счастье». Это словосочетание, вероятно, чаще всего встречается в заглавиях работ, относящихся к XVIII в.: «Об общественном счастье» писал Лудовико Антонио Муратори, Джузеппе Пальмьери маркиз ди Мартиньяно (1721–1794) стал автором «Размышлений об общественном счастье по отношению к Неаполитанскому королевству», Джамбаттиста Васко из Пьемонта — «Об общественном счастье, усматриваемом в [существовании] крестьян-возделывателей собственных земель» (1769). И это далеко не полный перечень имен и названий.

Изобилие прикладных трудов и актуальный характер литературы XVIII в., о которой мы упомянули, не углубляясь в суть рассматриваемых вопросов и различия в позициях авторов, не должны заставлять нас думать, что речь идет о второстепенных работах, предназначенных, как бы сегодня сказали, для массового читателя. Среди упомянутых трудов есть и те (в частности, работы по экономике Галиани и Ортеса), которые по своей оригинальности и смелости мысли занимают видное место в культуре эпохи Просвещения в целом. И конечно же, принадлежит к этой литературе труд Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях», который уже благодаря своему классическому заглавию показывает, с какой решимостью он был задуман и написан. Эта работа, содержащая пламенный призыв к отмене смертной казни, стала одним из самых выдающихся литературных произведений своего времени: переведенный на многие языки, данный труд вызвал живейшую полемику и даже принес автору лестное предложение от российской императрицы Екатерины II.

Между тем не следует полагать, что увлечение «новыми науками», охватившее итальянскую культуру эпохи Просвещения, вылилось в забвение традиционных и гуманитарных дисциплин или тем более в отказ от них, что, вероятно, вполне могло бы случиться в век широкого распространения книгопечатания. Факты же, напротив, неумолимы: работа, проведенная в Италии в XVIII в. в традиционных дисциплинах и областях знания, очень внушительна.

Обратимся, например, к истории. Не будет преувеличением утверждать, что труды крупнейших мыслителей, в первую очередь Лудовико Антонио Муратори, автора сборника «О писателях италийских государств», по сей день остающегося основным источником при изучении Средних веков, ознаменовали важнейший этап в развитии исследований итальянских историков. Вместе с тем ученые не ограничивались проявлением одной лишь эрудиции или перечислением источников. Работы «Гражданская история Неаполитанского королевства» Пьетро Джанноне, «История Милана» Пьетро Верри и «Средневековые итальянские древности» Муратори являются выдающимися. Книга иезуита Тирабоски — первая всеобъемлющая история итальянской литературы. То же касается работы Джироламо Луиджи Ланци, в которой на основе труда Джорджо Вазари впервые исследуется история итальянской живописи. Упомянутые книги были созданы благодаря гигантским научным изысканиям и поискам, открывших нам, в частности, авторов и тексты, которые прежде либо не были известны, либо подвергались гонениям: самый яркий пример тому — Никколо Макиавелли, чьи работы были впервые напечатаны практически полностью во Флоренции в 1780-х годах.

Таким образом, исследования в области истории продолжались и, более того, развивались с большей интенсивностью. Изменилась же коренным образом лишь animus[303], с которой эти работы задумывались и осуществлялись. В отличие от других историков, которые часто восхваляли прошедшие времена, Муратори (обратимся к нему, как к наиболее крупному представителю науки своего века) пользовался, напротив, любой возможностью заявить, что для него — честь быть сыном образованного и просвещенного XVIII века. Именно поэтому он не сожалел об утерянной славе и величии прошлого, а искал в нем корни отрицательных явлений и злоупотреблений, против которых решительно выступал, а именно — против светских аппетитов Церкви, суеверия толпы, привилегий меньшинства и страданий большинства. Поэтому Муратори интересовала не история Рима