Таксист с интересом осмотрел снимки, сказал нерешительно:

– Чудные! Вон – этот тощий, с усами… И этот, толстомордый… Вроде те самые. А в тот же момент – не похожи… – И добавил более уверенно: – Шапки такие, это точно!

– Спасибо большое, Андрей Васильевич, вы нам очень помогли, – сказал я проникновенно. – Теперь давайте подъедем в управление, с вами еще немного эксперты поколдуют.

– Сгорел мой план, я чувствую, – буркнул, впрочем без особого сожаления, таксист.

Возный его утешил:

– Ничего, друг, я тебе справку на среднесдельную дам.

Оставив таксиста экспертам – они потолкуют с ним подробно о приметах преступников, чтобы уточнить фотороботы, и попытаются вытянуть из него сведения об оттенке красного цвета «москвича», – я отправился «проведать» Купавина. Миновав центр, машина переехала мост через реку и остановилась в начале Хуторской улицы – длинной череды частных домов, укрывшихся в глубине участков. Пронизывающий сырой ветер с реки издевался над беззащитными фруктовыми деревьями – они слабо сопротивлялись ему, метались, шумели.

На углу меня уже ждал Кирюшин, пожилой участковый, мой давний знакомый. Я вышел из машины, торопливо поздоровался с ним, и мы пошли нечетной стороной.

– Подозрительный тип, этот Эдик, знаю я его, – выкладывал Кирюшин. – Живет не по средствам зарплаты, вечно около него всякие темные личности шьются. Наркота попадалась.

– В каком смысле – попадалась? – насторожился я.

– В смысле – на глаза мне попадалась, – уточнил Кирюшин. – Я ведь многих знаю, кто ширяется да подкуривает. Но ведь не пойман – не вор.

– Ну, вспомни еще что-нибудь, – попросил я.

Кирюшин сдвинул фуражку на лоб, почесал в затылке.

– Ну что еще… Сам он голубятник заядлый. Жена тихая, забитая, детей нету… – Жидкий ручеек информации иссяк на глазах, и участковый с облегчением кивнул на противоположную сторону улицы: – Вон его дом!

Не останавливаясь, мы прошли мимо убогого одноэтажного строения, скособочившегося за голыми узловатыми низкорослыми яблоньками. На калитке была прибита фанерная табличка «№ 12. КУПАВИНЫ».

– Разглядеть его поподробней есть возможность? – спросил я.

– Трудно сказать. У них тут принцип: чем выше забор, тем лучше сосед.

– Ну, у него-то забор – одно название, – заметил я. – Хорошо бы подбросить сюда наблюдателя.

И поскольку Кирюшин помалкивал, я напрягся и вспомнил:

– По-моему, в этом районе где-то наш сотрудник живет?

– Так точно. Баландин, из наружной службы! – обрадовался участковый. – Через два дома, в шестнадцатом номере. Ну и память у вас, Игорь Сергеевич!

– Не жалуюсь.

– Я так смекаю, с его чердака двор Купавина – на ладошке!

Я усмехнулся уважительно:

– С тобой, Кирюшин, тоже не пропадешь…

Участковый разгладил усы, и на грубом, как кора, лице его тенью скользнула усмешка.

* * *

Богослужение шло к концу, торжественно-печально пел небольшой хор. Среди верующих, вся в черном, стояла на коленях бабушка Лидия Николаевна и шептала, закрыв глаза:

– Господи преблагий, превеликий, прости грехи рабе Твоей… Господи, прости грех смертный дочери… Господи, сохрани отрока невинного… Господи, помоги!

Слабло мерцала в ее руках длинная тонкая свечка.

Богослужение кончилось. Лидия Николаевна поставила свечку и нерешительно подошла к священнику.

– Батюшка, горе у нас.

Священник склонил голову.

– Внука моего злодеи украли, – тихо продолжала бабушка. – Держат его невесть где и денег требуют.

Брови священника изумленно поднялись.

– Убить грозятся, – слезы катились у нее неостановимо. – Батюшка, Христом Богом молю, что нам делать?

Священник еле заметно пожал плечами, на лице было написано недоумение. Он возложил руки на ее голову:

– Молись, раба Божия, о спасении отрока…

– Марата, – подсказала бабушка.

– Марата… И я помолюсь о спасении его. – И совсем другим, деловым тоном спросил: – А что в милиции говорят?

– Не знаю. Бандиты эти не велят к милиции обращаться.

– Понятное дело. Только без милиции вы вряд ли обойдетесь, – сказал священник. – Просите, пусть помогают.

– Хорошо, батюшка. Только у меня к вам просьба превеликая.

– Да?

– В храм Божий тьма народу ходит. Может, слышал кто. Вам скажут… Заставьте век Бога молить, дайте нам знать.

– Рука Господа не сократилась, чтобы спасать, – пробормотал священник. – И ухо Его не отяжелело, чтобы слышать.

Лидия Николаевна вышла из храма. Игорь встретил ее на ступеньках. Подошел, поздоровался. Старуха сдержанно кивнула в ответ.

– Извините, что я вот так, – сказал Игорь. – Мне позарез надо поговорить с вами.

– Нам же нельзя, – чуть не плача, сказала Лидия Николаевна.

– Ради Марата, Лидия Николаевна!

Лидия Николаевна опустила голову.

– Мы работаем день и ночь. Поймите, чтобы найти преступника, – торопливо заговорил Игорь, – нужно всех проверить, кто к вам имел отношение! Нам нужно знать о вашей семье все!

Неподалеку от входа в церковь, в сквере, они присели на скамейку.

* * *

Гадалка, молодая, со вкусом одетая красивая женщина с грозным черным лицом, задумчиво, напряженно рассматривала Зоину ладонь и, не поднимая глаз, говорила:

– …Жизнь у тебя долгая… Страстей много… Ты женщина яркая, богатая, а в мужиках нету опоры… Льнут к тебе мелкие, слабые. Сами прислониться хотят… Потому и сердце твое – молчаливое, и нет у тебя счастья бабьего… И любишь ты на целом свете только свой казенный дом…

Зоя завороженно слушала прорицательницу, а та ласково, утешающе гладила ее руку.

– Давай посмотрим, что карты скажут.

Карты тасовала быстро, они стрижами летали в ее холеных ловких руках. На мгновение заглянула к Зое в глаза.

– Гадать на тебя будем?

– На меня, – промолвила Зоя.

Гадалка перегнула колоду, с треском пропустила карты под пальцем. Остановилась на червовой даме. Разложила причудливый пасьянс, сняла со спиртовки кофе, налила только себе, прихлебнула, всмотрелась в карты, нахмурилась.

– У тебя беда, голубушка. На сердце смертельная рана, – указала на туза и девятку пик. – Опасность, а то и смерть сама – рядом с этим молодым человеком. Все твои мысли на нем… С этим и ко мне пришла. Он тебе сын, да?

– Сын, – помертвевшими губами прошептала Зоя.

– Вижу пожилую даму… Она прямо к сердцу твоему ложится… Вот светлая карта, ее и твоя, рядом… Вся она в этой печали. Но дело ее – только любовь и молитва.

Зоя с доверием смотрела на прорицательницу.

– А в голове у тебя деньги большие… Не иметь, не получать… Расставаться! Не знаю – отнимут или, может, украдут… А вот это, – она показала на короля и шестерку пик, – военный. Офицер. Собирался к тебе в дом для разговора… Не захотела ты его… То ли не веришь ему, то ли он тебе не нужен. Или, может, боишься…

Зоя с изумлением вскинула на нее глаза, поежилась, вспомнив о Плужникове…

– Что дома у тебя? Выпали одиночество, слезы и печаль… Да еще спор, неприятный разговор с