Нетта мне платье красивое подобрала, с волосами что-то намудрить попыталась и все сокрушалась, что у меня руки в мелких порезах и укусах насекомых, а на лице повылезало веснушек. Я же только отмахивалась и волосы в итоге распущенными оставила, чтобы сияли на солнышке.

Когда мой ненаглядный приехал, наконец, я встретила его улыбкой, потому что не могла не улыбаться. Мы направились в Тулах привычной для меня дорогой, поглядывая друг на друга с явными заигрываниями, но при этом говорили друг с другом подчеркнуто вежливо и на «вы».

— Так и будете дальше сохранять приличия, граф? — поинтересовалась я лукаво.

— Этим я охраняю вашу честь, баронесса.

— Усердно продолжаете меня опекать.

— Конечно. Я же ваш каэр, помните?

— Как же забыть? — улыбнулась я и добавила: — Я вас ждала.

— А я…

Собаки, сопровождающие нас, сцепились, и их рык прервал Бринмора. Граф в свою очередь прикрикнул на собак, затем дал им команду на атрийском, но бигли у меня своенравные, всяких там каэров не слушают. Раздосадованный Бринмор спешился и растащил собак, и, заметив мой веселый взгляд, бросил обвинительно:

— Собаки не обучены! Это никуда не годится!

— Они необучаемые, — отозвалась я беззаботно.

— Необучаемых не бывает. Эти уже взрослые, чтобы учить их манерам; вы прошляпили момент. Очень неосмотрительно для каэрины, которая имеет привычку разъезжать одна. Но хорошо хоть, что это бигли, а не какой-нибудь мастиф.

— Душнила вы, — ласково сказала я, разглядывая графа сверху.

— Кто?

— Очень нудный человек.

— Нудный? — вскинул бровь Бринмор и явно приготовился душнить дальше… хотя нет, я ошиблась. Сложив руки на груди, он обвел меня взглядом, начав с ног, и протянул нежно: — Это вы разгильдяйка.

— Значит, мы прекрасно друг друга дополняем, граф.

— Склонен согласиться, баронесса, — промурлыкал каэр.

Он вернулся в седло, и мы продолжили поездку, говоря обо всем и ни о чем, но несмотря на это, разговор был крайне важным – закладывались основы, подбирались ключики… Ведь это, по сути, наше первое свидание, когда мы встретились только из романтических целей.

Тень набежала незаметно.

— Намерены заехать в деревню? — спросил Бринмор, когда я уверенно повела Ладу к съезду в Тулах.

— Да, а что? — отозвалась я. — Надо обязательно сводить вас в лавку Дермида, где он вам что-то всучит, чтобы потом говорить: «У меня закупается сам граф Бринмор!» А брат Кэолан варит такое пиво – ух! Вы должны обязательно попробовать.

— Пиво – это хорошо, — сказал каэр, и по мельчайшим изменившимся оттенкам в его голосе я уловила, что что-то не так. — Но я хотел бы побыть с вами наедине.

Черт, что не так? Почему мне кажется, что он темнит?

Бринмор, вздохнув, произнес:

— Меньше всего мне хотелось бы вас расстраивать, Астрид. Вчера вы так сияли, что я просто не смог сказать вам. Я и сейчас, сказать по правде, не могу… но должен.

— Что вы должны сказать? — вымолвила я вмиг пересохшими губами.

— Барон Даммен умер.

Я знала, что барону недолго осталось, и все вокруг говорили о том же. Но предполагать и узнать, что все уже произошло, это все равно шок. Свою роль наверняка сыграла интрига баронессы, которую она затеяла из-за меня; все, что произошло с весны, вдруг предстало в памяти обвинительным актом. Это из-за меня барон нервничал, это я испортила его отношения с женой, это я – причина, по которой в последние дни он не знал покоя.

Свет померк, лето снова стало зимой; я вздрогнула, почувствовав как наяву прикосновение снега…

— Астрид, слезай с лошади, — велел напрягшийся Бринмор, и я буквально сползла в его руки, потянулась к нему, уткнулась в его грудь.

Сейчас опора мне была необходима.

Глава 23

Недолго мы простояли так, прямо на дороге; уняв слезы, я попросила Бринмора отвести меня к ручью и указала, собственно, куда. Деревенские обычно берут воду из колодца, но сегодня нам по пути никто не встретился, и когда мы прошли к ручью, там тоже никого не было. Я присела перед водой, зачерпнула ее, студеную, ладонями, и умылась.

Холодок воды принес немного облегчения; я также попила воды, а потом, утерев губы, осталась сидеть прямо так, у самой кромки ручья. Сколько я уже в этом мире? Меньше года, а уже не разделяю жизнь настоящей Астрид и свою. Барона мы любили обе…

Бринмор оставил лошадей и подошел ко мне; присев рядом на траву, он произнес:

— Я сожалею, Астрид. Барон был дорог тебе.

— Почти как отец, — кивнула я. — Всегда заботился обо мне.

— При этом отдал замуж за гнилого рэнда и позволил ему продать твое добро.

— Разве так поймешь сразу, кто гнилой, а кто нет? И не хочу я вспоминать о том браке, — покачала я головой. — Больше всего мне жаль, что не успела доказать барону, что он не зря так много времени посвящал мне. Я хотела, чтобы он, вернувшись, увидел, что моя усадьба снова процветает, и у меня все хорошо.

— Он и так это видел.

— Нет, не видел, — печально произнесла я, — и не верил в меня. И не он один… Даже мои собственные помощники опекают меня, как дитя неразумное. О чем и речь? — усмехнулась я. — У меня язык не поворачивается называть их слугами, потому что я не вижу между ними и собой отличий. Ты сделал меня баронессой, а я чувствую себя самозванкой… Я бы хотела просто спокойно жить в своем доме и была бы счастлива безо всяких титулов. Я не хотела, чтобы барон умер вот так… — мой голос снова задрожал, и я, шумно вдохнув, спросила: — Как ты узнал о его смерти?

— Жрецы, в чьем храме Даммен лечился, отправили письмо настоятелю Бенедикту, а тот сказал мне. Барон почил шесть дней назад. Боги подарили ему тихую смерть во сне.

— Тихую ли? — вздохнула я. — Перед этим его жену заперли в женском храме, а рэнда арестовали за клевету. Не было у него покоя перед смертью…

— Пусть об этом думает его склочная жена.

— Она обвинит меня, и его дети тоже.

— Не беспокойся ни о чем. Я твой каэр, помнишь? И стал им еще до того, как барон ушел. Никто не