Шрифт:
Закладка:
— Нет.
Когда она останавливается и открывает глаза — их жжёт. Золото и зелень дробятся в причудливую мозаику, мешаются и пляшут в такт сбившемуся дыханию. Сейчас должно настичь прошлое — с новыми ударами. Притащить его лицо перед прощанием. Или слова? Или то, каким счастливым он выглядел, когда предлагал идти за ним?
Но память то ли застыдилась, то ли испугалась. Отшатнулась от мирной полянки, поросшей земляникой и грифоновкой.
Словно там притаилось что-то похуже.
Деревья вокруг поляны подросли. Кустарник погустел и вытянулся. Раны на земле давно зажили. И следов старой кормушки не видно.
Но это случилось здесь.
Гриз медлит минуту. Медленно, как во сне, ступает на поляну — и зелень вокруг неё процветает белой памятью. Цветками земляники. Ветер памяти доносит любопытные детские голоса — ближе, и ближе, и ближе.
— А если… они не придут?
— Сказано ж — грифоны эту кормушку любят.
— Да-а-а-а, а вдруг они улетели куда-нибудь…
— Грифоны не летают. Их злые маги нелетающими сделали же.
— Так это я так, к слову. Я про Воздушные Войны тоже знаю, так-то.
— А что ты такая грустная, Гризи?
Троюродная сестрёнка Корделия семенит рядом. Морщит острый носик, заглядывает в глаза.
— Что-то случилось? Ты и вчера такая была. И позавчера такая. Какого-то зверя ранили? Или он умер? Или ты поссорилась с кем-то?
Просто иногда бывает трудно прощаться. Даже если знаешь, что поступил правильно… корни врастают слишком глубоко.
— Почему, почему ты грустишь, Гризи?
Настырный голосок звенит в ушах — и она отмахивается, как от комарья. Белая поляна в буйном цветении земляники. Выдолбленная коряга — миска под угощение для грифонов. Витаминная смесь из сушёных ягод, грибов и душистых трав — чтобы затянувшаяся линька перьев проходила полегче, а то Орлик что-то совсем заскучал…
— А… что нам делать? Нам лечь в засаду и не шуметь?
— Глупышка, чего ты боишься. Они нас не тронут — мы же варги…
— И вовсе не боюсь! А вдруг они… испугаются, да.
— Кого? Варгов? Так они сюда не первый год ходят.
— Давайте цветы земляники собирать? Тётка Амалья похвалит.
— Гризи, Гризи, ну чего-о-о ты…
— Ты заболела? А расскажи что-нибудь. А правда, что там, ну, вовне… там все хищные, да? Как охотники, да? Ну, кроме остальных общин.
Гриз кивает невпопад, тихо срезая стебельки с земляничными цветами. Бездумно, бережно, словно букет собралась дарить. Пальцы подрагивают — обрывают нежные лепестки.
Ягоды уже не вызреют.
— Все цветки так оборвём… а скоро они?
— Скоро.
Грифоны недалеко — уже слышно их величественную походку между деревьев. Трое — шорохи крыльев, поступь мягких лап. Гордый полурык-полуклёкот — это Орлик, конечно. А его подруга севернее, и брат с другой стороны. Смуглянка звучит странно — обнаружила что-то? Добычу? Соблазнительный запах? Теперь вот и остальные перекликнулись заинтригованно — что отыскали?
— Гризи, а Гризи, а что там…
— Тише, — шепнула она, поднимая ладонь. Неожиданная поступь человека недалеко от грифонов. Человек крадётся, будто следит… охотник?
— В группу, и готовьтесь уходить или прятаться.
— Гри-и-и-изи, а что…
Треснули и разлетелись заросли за сто шагов. Разодралась тишина от внезапного вопля: яростный, пенный рык, клёкот, всё вместе — и удары когтистых лап по стволам, и бьющиеся крылья на бегу…
— Бегите.
Инстинкт вскрикнул: страшное, самое худшее! И она сдёрнула с пояса кнут за миг до того, как Орлик прорвался на поляну.
Хлопья пены падали с боков. Молотили когтистые лапы, лупил хвост. Клюв скрежетал, и из него вылетал визг, хриплый и страшный, и она сунулась было в единение — но грифон не желал смотреть в глаза, не желал мягкой зелени, не желал слушать…
Тогда она встала перед ним — и Право Пастыря заставило бешеную бестию отпрянуть и замедлиться.
И варжеским чутьём она поняла — это ненадолго, что бы с ними ни случилось, пока это подействовало не до конца, но если вдруг…
Хруст кустов справа — это Смуглянка, с переломанным крылом, исходя на яростный шип. А сзади кто-то упал и закричал — дети не успели уйти. И юнец в охотничьем зелёном костюме выскочил на поляну, тонко завопил: «Нет! Стойте! Не смейте!» — ударил воздушным прессом, неудачно — Орлик обернулся к нему с яростным воплем, ринулся, взмахнул лапой…
«Я не успею», — подумала Гриз — и вдох растянулся в бесконечность.
Падает на землю охотник, вскидывает ладонь в пассе — которого уже не будет. Грифон взвивается в последнем прыжке. Бурая Смуглянка вытянула шею — нацелилась на тех, за спиной Гриз. Глаза больные, алые. И третий грифон крушит лес, прорывается на поляну. И они недоступны для Дара, и нет верных решений…
…только одно, неверное.
Нож взметнулся одиноким ядовитым зубом. Впился в ладонь — и та процвела алым, сочным.
Брызнули и повисли на кустах земляники алые капли — ранний урожай.
И мир ухнул в безумную круговерть огненных нитей, в их алый хохот и в обжигающий крик. Её захлестнуло и завьюжило — «наша, наша, с нами, сделай же простой шаг!» — и она сгорала, выжигаемая до чёрной пустоши, а нити вокруг змеились и смеялись, и легко было утонуть в вихре, в пламенном хаосе, и она искала — за что бы уцепиться, а пальцы скользили, и мир бесился и хохотал: «Крови, крови, нужно больше крови…»
Тогда пришёл прохладный голос из прошлого. Напомнил тихо: «Крепость. Ты построишь крепость…»
И она облеклась в высокие стены, отковала нерушимые врата, воздвигла караульные башни и валы. Рванула за нити алой паутины, пронизывающей её и грифонов.
— Замрите, — велела жёстким, недобрым голосом крови. Они повиновались — марионетки на ниточках, куколки в коконах алого смеха.
Безвольные. Подвластные. Так легко управлять… даже слишком легко.
«Только жертвы, — смеялась горящая паутина — и разрасталась, угрожая опутать всё и вся. — Всего только глупые жертвы, и так легко стать над ними. Закончить всё, закончить единым шагом. Ибо если они жертвы, то ты…»
— Усните, — и по обжигающим нитям вместе с приказом бежит пронзительный смех: как-как? Не то слово, совсем не то слово. Тебе нужно ещё учиться, но ничего — ты научишься, ты ведь уже перешла грань. Так пойдём же с нами, так будь нашим
