Шрифт:
Закладка:
Икари кратко, не касаясь деталей, изложил Жадову свои требования. Есаул обязан направлять к нему рейдовиков в необходимом количестве, задание им дает Икари лично. При невыполнении задания — расстрел и конфискация всего имущества. За блестящее выполнение — вознаграждение по указу атамана Семенова — земельные наделы, угодья, промыслы в России.
Ну, а величина реального вознаграждения на сегодня? — поинтересовался Жадов, сделав характерное движение пальцами.
Удивленный Икари остановился против Жадова, рассматривая его в упор.
— Что есть реальное вознаграждение? — жестко спросил он.
— Деньги, господин капитан.
— За что? Кому?
— Нам.
— Вы работаете на себя, — сухо сказал Икари. — Вам нужна русская земля! Великой Японии ваша помощь не нужна. Вы хотите жить в России? Мы благосклонно разрешаем. Но для этого нужно служить нам: убивать, травить, заражать русских. Взрывать мосты, туннели, сталкивать под откос поезда. Ни-ка-ких денег, господин есаул!
— Даром вы их не заставите идти на верную смерть, — виновато проговорил Жадов.
— Почему даром? Мы дорого будем платить: либо диверсии и жизнь, либо лагерь и медленная смерть. Я вам говорю, а вы им расскажите, что у нас есть лагерь Хогоин. По-русски это значит «приют», не правда ли, романтичное название? Он предназначен специально для русских, которые не хотят нам служить. Из него пока никто не выходил живым. Вам понятно? Расскажите об этом и своим поселенцам.
— Нужно будет, рейдовиков предварительно обработать, — с готовностью согласился Жадов. — Внушить им для убедительности, — потряс он кулаком.
— Совершенно верно — «внушить». Когда вы будете это делать?
— Завтра, послезавтра.
— Сейчас! — приказал Икари. — Собрать всех мужиков, я сам буду говорить им речь. Даю вам один час. Вечером наш батальон будет проводить учение на Сабуровском направлении. Ночью ваши диверсанты будут нападать на русских и кричать «ура». Русские должны понять, что у нас много перебежчиков, и мы их не ограничиваем. А чтобы ваши эти… люди бежали веселей, мы сзади пошлем свой заградительный отряд, господин есаул.
— Моя миссия в чем будет заключаться? — спросил Жадов.
— О, ваша миссия другая. Завтра вы со мной отправитесь на Сторожевую, и там все станет ясно.
Через час, тяжело шлепая по грязи, — человек — Сорок поселенцев прямо под дождем строем направились к пустырю. Впереди, по-офицерски выбрасывая ноги, шел. Алов. От его старательного шага жидкая грязь разлеталась далеко в стороны. Жадов пробирался около домов по узкой утоптанной дорожке.
— Запевай, туды вашу мать! — зло рявкнул он, оглянув понурый строй.
Алов вздрогнул от окрика ротного и высоким разудалым голосом лихо затянул:
Командир залез на вышку.
Из-за леса видит шишку,
И-и-эх, казали!
Строй горласто подхватил:
Шашки наголо!
Во, и боля ничего!
На пустыре строй остановился. Жадов подбежал к возвышавшемуся на куче бревен Икари и громко отрапортовал:
— Господин капитан! Новоселовский казачий рейдовый отряд по вашему приказанию выстроен!
— Здрасите, новоселовцы! — выкрикнул Икари.
— Здра жла ва брод! — рявкнули рейдовики, помня внушение командира.
— Я буду рассказывать вам речь. Когда остатки войск атамана Семенова убежали от большевиков, мы благосклонно предоставили вам приют. Вы должны это ценить, — Икари пристально осмотрел строй. — Сейчас вы должны работать для нас и для себя. Я надеюсь, вы будете делать хорошо, что вам поручат. Если будете Делать плохо… мы предпочитаем расстреливать тех, кто питает к нам неблагодарные чувства. — Икари разъяснил рейдовикам про лагерь и «вознаграждения», которые благосклонно гарантирует великая Япония. Окончив речь, он прошелся вдоль строя и, остановившись около Жадова, отвернувшегося от хлеставших струй дождя, громко спросил:
— Кто пойдет сегодня к большевикам, пять шагов вперед, марш!
Строй не шелохнулся. Капитан побагровел. Он подбежал к строю и, тыча саблею поселенцев первой шеренги, выкрикивал:
— Ты пойдешь, ты пойдешь, ты пойдешь…
4
Вечером из-за массивной сопки Верблюд показалось до батальона японских солдат! Выстроившись тремя плотными цепями, с винтовками наперевес, они парадно замаршировали к границе. На лезвиях штыков беспокойно метались кровавые блики заходящего солнца.
— Снова начинают комедию, — недовольно заметил Ошурин, дежуривший в этот день на наблюдательном пункте.
— Сегодня что-то много их, — отозвался Селин. — Неужели ночью все и полезут?
— Хитрят. Ночью взвод, не больше, пустят.
Японцы приближались. Расстояние между первой шеренгой и границей все сокращалось. Но солдаты продолжали идти. Еще несколько шагов…
— К бою! Стрелять только по команде, — приказал Бурлов, не отрываясь от стереотрубы.
Но батальон круто повернул кругом и, отойдя от границы, залег.
— Это опять Какита, — проговорил Ошурин, откладывая в сторону винтовку.
«Какитой» разведчики прозвали часто появлявшегося на границе японского капитана, Тот за малейшую оплошность жестоко избивал солдат и что-то яростно выкрикивал. В тихие вечера его крик доносился к наблюдательному пункту. Особенно часто японец повторял слово «какиту». От политрука разведчики узнали, что это по-русски означает «скотина».
Пограничные инциденты, которые проводил капитан, отличались наглостью и изобретательностью.
— Да, этот зря не появится, — проговорил Бурлов. — Сколько патронов у… бойцов?.. — спросил он Ошурина.
— По тридцать штук, товарищ старший политрук, и в запасе одна цинка.
— Смотрите, смотрите! Чего-то придумал Какита! — воскликнул Селин.
Офицер вел к границе пятерых солдат. У пограничного столба он расставил их на тридцать шагов друг, от друга. Возвратившись к шеренгам, капитан долго что-то выкрикивал и показывал рукою в сторону солдат. Окончив свою речь, он отошел в сторону и взмахнул рукой. По шеренгам вспыхнули дымки выстрелов.
— Закройсь! — крикнул Бурлов, и тотчас же о бруствер окопа зашлепали пули.
— Расстрел придумал! Ишь, что выделывает, негодяй! — возмущался Ошурин, взглянув в стереотрубу.
Солдаты у границы падали на землю, корчились, поднимались, протягивали руки к молчаливым сопкам, и снова падали.
В воздух взвились две зеленые ракеты. Цепи японцев бросились вперед.
— Приготовиться к бою! — спокойно бросил Бурлов.
Пробежав сотню метров, солдаты упали на землю. К разведчикам донесся неестественно веселый хохот.
Быстро темнело.
— Ситуация, — с тяжелым вздохом пробурчал Селин. — Дать залп, посмотрели б, насколько их геройства самурайского хватит.
К ночи поднялся ветер. По небу поползли тяжелые свинцовые тучи. Казалось, они вот-вот заденут за вершину сопки. А перед утром настороженную тишину хлестнула винтовочная и пулеметная стрельба. Гулко разносились крики «банзай!» и «ура!»
— На Крутую сопку нацелились. По-русски кричат, — не отрываясь от бинокля, доложил Ошурин выбежавшему из блиндажа политруку. — Больше взвода. А наших там одно отделение, — добавил он, до шепота понижая голос.
— Командир батареи ушел на Сторожевую? — спросил Бурлов.
— Ушел, товарищ старший политрук, — отозвался Ошурин.
— Давно?
— Позвонили, что выступил в
