— Вот и хороню! — облегченно вздохнул Рощин. — Так как же? — обратился он к Козыреву.

— Ладно. Мне хватит и бинокля, а ты следи в трубу. Так и быть, познакомлю тебя с проходом.

— Слушай, Кириллович! — приказал Рощин Земцову, обладавшему хорошей памятью на местность.

— А-а, медвежатник! Ну слушай, друг, внимательно, если что запомнишь.

— Упомню, товарищ капитан, все до травинки, — заверил тот.

— У подошвы Тигрового дуб развесистый. Видишь? — Есть дуб, — отозвался Рощин.

— От него по болоту трава идет густой темно-зеленой гривой, это начало тропы. В конце гривы — поворот под прямым углом вправо.

— Там как будто куст? — спросил Рощин.

— Вот-вот. Это пограничники сунули. Везде на поворотах такие «кусты» были поставлены, но многих сейчас уже нет.

Козырев пояснял минут сорок. Рощин старался запомнить все мелочи, но терял даже главное.

— Ну запомнил? — с сомнением спросил Козырев. Рощин взглянул на Земцова.

— Если бы пересказать, — неопределенно проговорил тот.

— Давай, давай! — ободрил его Козырев.

Земцов встал, достал из кармана карандаш, аккуратно свернутый клочок бумаги и, к немалому удивлению начальника погранзаставы, отвернулся от Сторожевой.

— Значит, так. По грядочке — метров пятьдесят, — провел он линию на бумаге. — У куста — поворот на правую руку и прямо до осотной борозды. Это метров с полста… — Земцов повторил маршрут на память без единой ошибки.

— Вот это колдун! — с восхищением воскликнул Козырев. — Вы, наверное, охотник?

— Нет. Ягоды-грибы ходили собирать, у нас-то болота, пожалуй, поглуше этих, — ответил Земцов.

— Теперь слушай, вот что еще, — обратился Козырев к Рощину. — От вершины спускается дубовая роща, она сильно опутана виноградником. На любое дерево залезай — видно все, как на лысине, километров на пять. Там у одного дуба сломана большая ветка: она висит на коре, по ней легко найти дерево и ночью. Под дубом вырыт окоп, сверху он закрыт плетушкой и заложен дерном, так что залезешь туда — ни один черт не найдет. Но и сам ничего не увидишь, — рассмеялся Козырев. — Это мы оборудовали для секрета, человек пять свободно влезет. Вот, пожалуй, и все, чем я могу помочь… Сколько человек пойдет?

— Я, Зудилин и четверо бойцов, — ответил Рощин.

— Не мало?

— Хватит. Драться с ними не думаем.

Разведчики еще часа полтора изучали и запоминали дорогу и только к вечеру, распрощавшись с Козыревым, возвратились. Узнав, что Бурлов на пункте, Рощин позвонил туда.

— Орлов? Сегодня в ночь выступаем. Со Сторожем договорился, обзор замечательный. Организовать наблюдение за нами? Это, пожалуй, нужно, прикажу на этот счет Ошурину. Если видимость будет хорошая, сумеют за нами уследить. Вы когда будете? Тогда до послезавтра, товарищ Орлов!

Ночь наступила темная, неспокойная. Сильный ветер метался и свистел в густых зарослях. Предполагая, что к полуночи облака все же рассеются, Рощин отложил выступление на час ночи. Но и в час небо оставалось таким же темным.

«Погода гадкая. Трудно будет преодолевать болото», — подумал Рощин, но приказал готовиться к выступлению.

К подножию Тигрового добрались быстро. По болоту пошли гуськом: впереди, с длинным шестом, Земцов, за ним Рощин, потом Федорчук, Варов, Новожилов. Замыкающим шел Зудилин. Земцова Рощин привязал к себе десятиметровой веревкой и предупредил всех, чтобы хорошенько запоминали дорогу. Шли медленно и осмотрительно. Иногда под ногами чувствовалась зыбкая покачивающаяся трясина, по ней двигались еще осторожней и с большими интервалами, почти теряя в темноте друг друга. В третьем часу, дрожащие от ночной про хлады и ледяной воды, но довольные, они добрались к подножию Сторожевой.

Товарищ командир, теперь можно и покурить? — тихо спросил Земцов.

— Можно, только в руку, — разрешил Рощин.

— Наверно, от страха захотел курить? — пошутил Новожилов. — Болото под тобой на метр, проседало.

— Молодец, Кириллыч. За это тебя стоит наградить почетным жетоном болотного лешего, присоединился Варов. — Я, пожалуй, и сейчас один не пройду. — В одном месте только испугался, — признался Земцов. — Вот где трясина оседать стала. Видно, сбился со следу.

— А ну, цыть! — тревожно оборвал его Федорчук. Донеслись дальние выстрелы. Стрельба постепенно усиливалась. Тарахтел, захлебываясь, пулемет. Где-то у Фомкиной сопки раздалось громкое «Бан-за-а-ай!» — Началось. Опять, наверное, Какита? Ну, каждую ночь, каждую ночь, — зло проговорил Варов.

— Кончайте, товарищи, курить, будем трогаться, — приказал Рощин.

По крутому склону Сторожевой подниматься оказалось труднее, чем предполагали разведчики. Густые заросли кустарника, оплетенного лианами, вставали непроходимой стеной. Приходилось протискиваться, ножами разрезать плети дикого винограда, оставлять клочья одежды на «чертовом дереве».

— Можно и без глаз остаться, — недовольно проговорил Зудилин, ободравший руки до крови.

Выше заросли поредели, а потом и вовсе исчезли. Идти стало легче. Когда до вершины оставалось метров пятьдесят, неожиданно раздался треск, шум падения и приглушенный вскрик. Разведчики притаились. Но ни один звук не нарушал ночную тишину. Потом послышался голос Федорчука:

— Куды мэнэ чертяка внесла? Кажись, пид землю провалився.

Рощин бесшумно направился на его голос.

Осторожней, товарищ старший лейтенант, а то и вы сюды упадете, — предупредил его откуда-то снизу Федорчук.

Всмотревшись, командир батареи различил его голову.

— Лямки сорвав у стереотрубы и пилотку запубыв, раззява, — сердился сам на себя. Федорчук. — Разрешите зажигалку засвитыть?

— Зажигайте! — разрешил Рощин, заглядывая в отверстие. — Ловушка, что ли? — спросил он, спрыгнув к Федорчуку.

— Японский энпе. Ого, дывиться! — прошептал Федорчук, указывая в угол.

На земляном выступе стоял телефонный аппарат. Рощин подошел к нему и, осторожно взяв трубку, приложил к уху. Федорчук выжидающе смотрел на него.

— Ничего не слышно, — ответил Рощин, аккуратно укладывая трубку на место. Осмотрев вывод телефонной линии, он понял, что искать провода снаружи бесполезно: они были проложены под землей. Старший лейтенант обшарил окоп, но ничего не обнаружил. Только в углу валялась желтая пачка из-под дешевых сигарет и окурки. Подняв один, Рощин внимательно осмотрел его.

— Свежий еще. Значит, днем дежурят. А мы проделали дырочку в потолке…

— Товарищ старший лейтенант! Что там такое? Учтите, светает, — подошел Зудилин.

— Перекрытый японский наблюдательный пункт. Очевидно, днем здесь бывают их разведчики.

— Да-а-а… — протянул Зудилин и почувствовал неприятный озноб. — Влипли!

— Денисович, зажгите еще раз. А вы, товарищ Новожилов, прыгайте сюда, — приказал Рощин и при свете осмотрел боковое крепление. — Попробуйте с Федорчуком вырвать стояк. Только осторожно, чтобы верхняя перекладина не ударила.

Когда Рощин вылез, Новожилов и Федорчук легко вывернули толстое бревно и сами отскочили к лазу. Верхняя перекладина обвалилась. На бойцов сверху посыпались комья земли, полуистлевшие листья, гнилые ветки. Потолок в месте пролома провис и, потрескивая, медленно осел.

— Хорошо! — обрадовался Рощин. — Подумают, что само обвалилось. Теперь только не оставить следов. Смотрите хорошенько.

Прикрывая огонек зажигалки, бойцы обнаружили, что к наблюдательному пункту ведет свежевырытый длинный ход сообщения, позволявший скрытно передвигаться даже днем. Присыпав