На востоке сквозь плотную завесу туч проглядывала Заря. Под сенью деревьев рассвет только чуть-чуть брезжил, промозглый, мутно-молочный. Выбрав в зарослях кустарника глухое место, Рощин устало опустился на траву.

— Росы нет, значит дождик будет, — заметил Земцов.

— Товарищ старший лейтенант, мне кажется, пока не поздно — нужно возвращаться, — посоветовал Зудилин.

— Для этого незачем было и мокнуть, — недовольно отозвался Рощин. — Да и возвращаться уже нельзя. Пока до Широкой доберемся, совсем светло будет. Перестреляют, как куропаток.

— Что будем делать?

— Разместимся парами на деревьях в трех точках, часиков до десяти понаблюдаем. Никого не заметим — будем проводить рекогносцировку.

— А если заметим?

— Попробуем задержать.

— Как бы не напороться, — усомнился Зудилин. — Они ведь целым взводом могут пожаловать.

— Ничего. Вы с Земцовым отправляйтесь на восточный скат. Новожилов и Федорчук — на западный. Я и Варов вон на том дереве будем. Располагаться так, чтобы видеть друг друга. Стрелять, если только заметят и начнут уходить, патроны зря не тратить. Держаться всем вместе. Сигналы рукой.

Проверив оружие и еще раз осмотрев место привала, чтобы не оставить ничего подозрительного, разведчики разошлись по местам. Не успели они устроиться на раскидистых деревьях, как заморосил мелкий густой дождь.

— Пропади ты пропадом! Все испортил, — рассердился Рощин, безуспешно пристально вглядываясь в потемневшую даль.

Серая пелена дождя постепенно сгущалась, даже очертания леса в каких-то пяти-восьми десятках метров становились неотчетливыми. Просидев на толстом суку до полудня. Рощин, чертыхаясь, спустился ниже.

— Застыли крепко? — спрыгнув на землю, спросил он посиневшего Варова.

— Терпеть можно, товарищ старший лейтенант. На полюсе, наверное, холоднее, — постукивая зубами, ответил тот.

— Слезайте, — приказал Рощин. — Нечего без толку торчать на суку. — У дерева, на котором примостились Федорчук и Новожилов, он окликнул: — Денисович, спускайтесь!

— Внизу пид сопкою землянка у японцев, — спрыгнув на землю, тревожно зашептал Федорчук. — Зараз в ней топлять. По дымку я и обнаружив. Один раз оттуда японец выскочив по нужде. Прямо пид дверью, потим назад юркнул.

— Фью-ю, — присвистнул Рощин. — А что, если?.. — Но он оборвал себя на полуслове.

— Оце буде здорово! — подхватил Федорчук, отгадав его мысли. — Давайте, товарищ командир?

— Давайте, товарищ старший лейтенант? — умоляюще просил и Варов.

— Нельзя, — строго одернул Рощин. — Их землянка на китайской земле. Мы с ними не воюем.

— А як до энпе пидуть, тоди можно будэ? — не унимался Федорчук.

— Там видно будет, — ответил Рощин и обратился к Новожилову: — Вызывайте Зудилина и ожидайте здесь. Я с Федорчуком поищу окоп пограничников.

Около дуба со сломанной веткой они отыскали перекрытие, легко подняли его. Внутри окопа было сыро, пахло плесенью. В дальнем углу валялась охапка прошлогоднего сена.

— Хорошо, як дома! — воскликнул Федорчук, расстилая сено.

— Не совсем, но ничего, — согласился Рощин. Идите, Денисович, зовите остальных.

Зудилин появился рассерженный. Его удивило решение командира батареи оставаться на Сторожевой, пока не окончится дождь. Старший лейтенант хотел обязательно выбрать новый НП. Кое-как устроившись и прикрыв окоп, разведчики поужинали раскисшим хлебом и соленой рыбой, а ночью попытались по очереди вздремнуть.

Наступившее утро, а за ним и день, не принесли никакого утешения. Только к вечеру начала исчезать мутная пелена.

На третий день разведчики заняли места на деревьях чуть свет. Приказав Варову наблюдать внизу, Рощин забрался почти на верхушку дерева и укрепил там стереотрубу. Первый же взгляд в прибор обрадовал его. Сперва он заметил плохо замаскированную батарею, за ней — вторую, третью. С восходом солнца ожили казавшиеся безжизненными сопки. То в одном, то в другом месте из-под земли выбегали японские солдаты. Они выносили из казематов матрацы, одеяла, одежду.

— Наверно, дождик промочил? Это хорошо! Просушитесь, господа, просушитесь! — шептал Рощин, запоминая места блиндажей.

Днем он разрешил разведчикам по очереди отдохнуть, а к вечеру все были снова на местах, чтобы наблюдать ту сторону: даже одиночные появления свободных от занятий солдат могли рассказать о многом. Рощин уже засек несколько таких одиночек и мелких групп. Вдруг внизу послышалась чужая речь, старший лейтенант насторожился. Он не видел японцев, но по разговору и шуму догадался, что их было немного. Громко переговариваясь, они направлялись в сторону своего НП.

Рощин пожалел, что не знает японского языка.

3

Не успел Жадов окончить завтрак, как возле избы Алова, где он квартировал, остановилась легковая машина. Из нее вышел капитан Икари и медленно направился в дом.

— Японца черти приволокли, — недовольно пробурчала Анастасия, дородная круглолицая девица, дочь Алова.

— Что ему нужно здесь? — испуганно спросил Жадов, поспешно застегивая пиджак.

— Леший его знает. Видно, за вашим братом, к нам Они в гости не ездят.

Икари шумно распахнул дверь и остановился на пороге.

— Этот дворец очень плохой, — брезгливо поморщился он, потом спросил Жадова: — Кто вы есть?

— Командир объединенного рейдового диверсионного отряда есаул Жадов! — по-военному представился тот. — С кем имею честь говорить?

— О, очень хорошо! Я есть представитель японской военной миссии, капитан Икари. Вы мне нужны, хотя я вас и не рассчитывал видеть. Как у вас говорят: от ловца и зверь бежит.

— На ловца и зверь бежит! — почтительно поправил Жадов.

— Да, да. Кто есть эта молодая баба… женщина? Это есть ваша жена?

— Нет, — ответил Жадов. — Хозяйка этого, как вы изволили назвать, дворца.

— О, очень хорошо! — закивал Икари. — Превосходная окусан баба. Русский шедевр. Такой баба, проводить время, ночь, хорошо.

— Больно мал, благородие, затеряешься, — сердито ответила Анастасия.

— Мал золотник, да дорог, — парировал Икари.

— Церковная чаша к христианским целковым приучена, а не к золотникам.

— Что есть целковый? — обратился Икари к Жадову.

— Рубль, деньги.

— О, практично, практично! Целковый я буду давать, — пообещал он Анастасии.

— Подавись-ты им! — огрызнулась та и вышла в боковушку.

Икари, потирая руки, намеревался пойти следом за ней.

— Господин капитан! — остановил его Жадов. — Простите, вы не так поняли. Она не хочет с вами говорить.

— О-о! — удивленно взглянул на него Икари. — С японским офицером не хочет говорить русская баба? О-о!

— Не совсем так. Она стесняется говорить с вами по затронутому вопросу. Стыдится, господин капитан, — пояснил есаул.

— Дикие понимания, нравы, — пожал японец плечами и повернулся к Жадову: — Я приказываю вам содействовать мне.

— С великим удовольствием, господин капитан! Может быть, угодно сесть? Бутылку вина? — услужливо предложил тот.

— Нет… Я буду задавать вам вопросы. Сколько у вас есть диверсантов?

— Столько, сколько потребуется.

— Это хорошо! Проходили они специальную подготовку?

— Так точно!

Икари подозрительно покосился на дверь, за которой скрылась Анастасия.

— Можете говорить, господин капитан, как в своем кабинете. Анастасия Гордеевна, выйдите на минутку и посмотрите, чтобы кого черт не внес.

— Очень хорошо! Мы