да, и литературой. В общем, всякой ерундой. Ты все равно не поймешь. А тебе и не надо, ты и так хорошенький, – игриво махнула она рукой. – Поехали в твою поганую пиццерию. Но потом ко мне. Тебе же все равно негде ночевать.

– Поехали, – наконец сдался Антон.

На улице все еще было светло, так же хлестал дождь и заметно похолодало. Они остановили такси, Скоробогатов сказал название пиццерии, и водитель, ничего не объясняя, уехал. Зато следующий оказался более сговорчивым. Он потребовал вперед тридцать рублей, получил их и минут пять покатал пьяных пассажиров по ближайшим переулкам. Затем он снова выехал на Невский проспект и остановился у «Посейдона».

В дверях пиццерии Антон не удержался на ногах и едва не разбил плечом стеклянную стенку. Разозлившись, он ударил по ней кулаком, выматерился, и скучающий вышибала, у которого настоящая работа появлялась только перед закрытием, преградил им путь. В мягкой форме он объяснил Скоробогатову, что не пустит их внутрь, а если Антон будет плохо себя вести, он выбросит его за дверь. Ирина снова начала уговаривать своего кавалера поехать к ней, но Скоробогатов помнил, что ему нужны документы, а потому не сдавался.

– Ладно, я не пойду туда, – оценив комплекцию охранника, сказал он. – Позови мне Владика, и я уйду. У меня дело, понимаешь?

Выяснилось, что никакого Владика он не знает, и тогда Антон попросил позвать кого-нибудь из официантов, но несговорчивый вышибала отказался выполнить и эту просьбу.

– Да дай ты ему денег, – наконец догадалась Ирина и презрительно обратилась к плечистому молодцу: – Тебе куда засунуть, за резиночку или за поясок?

– Я тебе сейчас сам засуну, – озверился вышибала. Он пошел на них с таким грозным видом, что Ирина испуганно вскрикнула, схватила Скоробогатова за рукав и потащила к дверям. От резкого рывка Антон снова не удержался на ногах, упал на мокрый затоптанный пол, и это в какой-то мере спасло его от здоровенных кулаков разгневанного детины. Тот лишь ухватил его одной рукой за брючину, другой – за рукав, выволок на улицу под моросящий холодный дождь и вернулся назад.

Ирина помогла подняться своему кавалеру и потащила его прочь, при этом каждый по-своему, громко проклинал вышибалу, подыскивая для этого самые обидные слова и выражения.

– Холуй ресторанный! – удалившись на безопасное расстояние, крикнула Ирина. – Лакей вонючий! Шестерка!

– Козел! – вторил ей Скоробогатов. – Ничего, мы еще встретимся! Ты у меня еще кровью рыгать будешь!

– Ну, тихо, тихо, успокойся. На нас люди смотрят. – Ирина взяла его под руку и пошла рядом. – Все, поедем ко мне?

– Ничего, завтра разберемся! – не унимался Антон. Ссора с охранником и прогулка под дождем вскоре привели его в чувство – он стал трезвее и впервые при дневном свете внимательно посмотрел на свою спутницу. – Куда к тебе? – освобождая свою руку, раздраженно спросил он. На лице у него столь явно отразились неприязнь и удивление, что Ирина сама отпустила его и от расстройства даже остановилась.

– Тогда какого черта ты меня вытащил под дождь? – с досадой проговорила она. – Я нормально…

– Я вытащил? – поразился Скоробогатов. – Иди, иди, тетка, поищи себе где-нибудь старого пердуна. Вон, в казино их хватает. – Он развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону, а онемевшая об обиды Ирина вытаращила глаза, начала было что-то говорить, но остановилась на полуслове и лишь плюнула вслед несостоявшемуся любовнику.

Антон шел по улице, высоко подняв плечи. Он тихо ругал и вышибалу с Ириной, и российские порядки, и город, из которого никак не мог уехать, тогда как его, миллионера, давно дожидалась вежливая теплая Европа, а затем и сказочные острова. Он еще не решил, куда направить свои стопы, но выбор был настолько мал, что на ум не приходило ничего, кроме квартиры Валентины. «Ладно, позвоню Владику и поеду, – со злостью подумал Скоробогатов. – Ну и страна…»

Очередной звонок ничего не дал – Владик не появлялся дома весь день. До Валентины Антон добрался, когда на город опустился вечер. В мокром асфальте, как в черном зеркале, отражались освещенные витрины и фонари, пронизывающий ветер гнал прохожих по тротуарам, и те словно под маленькими разноцветными парусами, торопились, едва поспевая за своими зонтами. Из открытых магазинчиков на улицу выливался не только яркий оранжевый свет, но и теплый, по-разному пахнущий воздух. Туда хотелось зайти, купить что-нибудь вкусное и немедленно съесть, или хотя бы постоять у сверкающего прилавка.

В одном из таких магазинов Скоробогатов купил водки, вспомнил, что у Валентины в холодильнике полно закуски, и решил ограничиться спиртным. Получив сдачу, он долго не отходил от витрины, не желая выбираться из тепла в непогоду, а чтобы продавцы не подумали, будто он прячется здесь от холода, Антон попросил банку пива, не торопясь выпил и купил еще одну.

К дверям валентининой квартиры Скоробогатов попал, когда та уже потеряла всякую надежду увидеть его когда-нибудь еще раз. Промозглый ветер и хмель давно вытеснили из него всякую злобу, и Антон сделался вялым и печальным. Он как-то робко переступил порог квартиры, по-детски шмыгнул носом и жалобно проговорил:

– Замерз.

– Ох ты мой бедненький, – сразу запричитала Валентина. Она помогла ему снять мокрую грязную куртку, отвела в комнату и там принялась хлопотать: раздела его, уложила в постель, натянула ему на ноги толстые шерстяные носки и принесла горячего чаю, но Скоробогатов от него отказался.

– Дай лучше водки, – капризно поморщился он. – И закусить. Пододвинь столик и сообрази здесь чего-нибудь.

Они ели и пили почти не разговаривая. Антон жевал с полузакрытыми глазами и на хозяйку квартиры не обращал никакого внимания. Валентина же была задумчива и непривычно молчалива. На губах у нее блуждала загадочная улыбка, иногда она вопросительно поглядывала на любовника, но затем отводила взгляд, так и не решившись спросить. Когда зазвонил телефон, Скоробогатов вспомнил, что ему еще надо связаться с Владиком, и не мешало бы с Эйве.

Валентина говорила не больше минуты и как-то скованно, словно ей мешали. Затем она вернулась к столику, и Антон попросил ее подтянуть телефон к тахте. Осоловев, он долго вспоминал номер Владика, несколько раз набрал чужой и