– А-а-а, – наконец дошло до Антона. – Так бы и сказала. Ну, жди. Может, всю вашу кодлу кто и напоит.

Не дожидаясь аналогичного ответа, он швырнул трубку на рычаг и закурил. Настроение у него окончательно испортилось. Народу на Невском становилось все меньше и меньше, чувство самосохранения подсказывало Скоробогатову, что селиться в гостинице под своим настоящим именем было опасно – после ограбления прошло уже три дня. Но надо было торопиться с оформлением документов, как-то устраиваться на ночь, и Антон снова подумал о друге Петухова.

С Владиком Скоробогатову тоже не повезло. Потратив шесть телефонных жетонов, он все-таки выяснил недостающую цифру, но петуховского приятеля не оказалось дома. Затем Антону пришлось проехаться на автобусе, и до самого закрытия он просидел в пиццерии «Посейдон», где часто гуляла компания Петухова. Чтобы не скучать, Скоробогатов съел приготовленный непонятно из какого зверя «бифштекс по-деревенски», допил свою водку и к началу первого ночи, когда уже стало ясно, что Владик не объявится, вдруг вспомнил о Валентине. На прощание она сказала, что уезжает на юг, но Антон был на сто процентов уверен, что это неправда.

Визуально Антон хорошо помнил расположение дома своей мимолетной знакомой. Он легко нашел его и даже вспомнил номер квартиры, который хорошо запечатлелся в его мозгу – он соответствовал его возрасту.

Валентина открыла очень быстро, как будто стояла за дверью. Похоже, она вообще ложилась поздно, а может, только что вернулась с гуляния. Валентина удивленно окинула взглядом непрошеного гостя, и Скоробогатов сразу, без обиняков попросил:

– Пусти переночевать. Друг за границу уехал. Мне только одну ночь… ну, может быть, две. Если хочешь, я заплачу.

Валентина усмехнулась, оперлась о дверной косяк и равнодушно спросила:

– А зачем ты оставил вещи в машине? Украдут.

– У меня больше нет машины, – вздохнув, развел руками Антон. – И вещей тоже. – Но тут ему надоело разыгрывать бедного родственника и совершенно другим тоном он добавил: – Пока нет. Завтра куплю.

– О, да ты богатенький, – рассмеялась Валентина.

– Не бедненький, – игриво ответил Скоробогатов. – Пойдем возьмем чего-нибудь выпить. Я тоже скоро уезжаю за бугор, надо это дело обмыть.

После того как проблема с ночевкой была решена, Антон получил наконец возможность расслабиться. Он спрятал бриллианты и пистолет на самое дно коробки с грязным бельем, принял душ, и после этого они с Валентиной долго плескались в ванной, в меру пили водку и с упоением занимались любовью. Уснули они только под утро, разметавшись на широкой тахте со смятыми перекрученными простынями.

На этот раз Скоробогатову показалось, что он как следует разглядел и неплохо узнал хозяйку квартиры, и неожиданно она ему понравилась. У нее было приятное мягкое выражение лица, особенно когда она ничем не была занята или озабочена. Одежду Валентина носила именно такую, которая подчеркивала ее почти безукоризненную фигуру. Характер у его новой подружки был хотя и несколько взбалмошный, но она быстро отходила и не держала зла. Весь следующий день они провели вместе: съездили погулять в парк, где до одури накатались на американских горках. Затем поболтались по городу, забрели на рынок, и Антон купил Валентине роскошную дубленку и шелкового нижнего белья с кружавчиками. Попутно Скоробогатов дозвонился до Владика, назвался и договорился вечером встретиться с ним в пиццерии «Посейдон». Но до назначенного часа было еще много времени, и они вернулись домой. От выпитого пива и негаданного праздника Валентина была истерически радостна и смешлива. Она без умолку болтала безобидную ерунду, призывала прохожих присоединиться к их веселью, но на Антона смотрела с каким-то удивлением и недоверием, будто хотела спросить: «Ведь ты все равно скоро уйдешь?» А Скоробогатов был снисходителен и заботлив, словно молодой муж. Он исполнял любые ее прихоти, покровительственно улыбался, когда она покупала всякую мелочь – воздушные шары, дешевые бусы из зеленой яшмы или кассеты для магнитофона – и легко расплачивался, понимая, что на главное ему все равно хватит.

Перед походом в пиццерию они еще немного повалялись на тахте. Антон, войдя в роль богатого любовника, лежал величественно, положив одну руку под голову, Валентина же устроилась у него под мышкой. Вначале она никак не могла успокоиться, теребила его, но потом затихла, а через несколько минут, когда сознание Скоробогатова начало заволакивать дремой, вдруг шепотом спросила:

– Ты вор?

– Что? – От неожиданности Антон вздрогнул, но вопрос расслышал и вместо ответа капризно застонал.

– Ты когда уедешь? – сразу сменила тему Валентина.

– Пока не знаю. Не от меня зависит, – тихо пробормотал он.

– А ты надолго? – еще тише спросила Валентина. Скоробогатов хотел было ответить «навсегда», но передумал. Ему не хотелось расстраивать эту молодую женщину, к которой он испытывал благодарность, он вдруг почувствовал, что ему с ней хорошо и спокойно, поэтому он сказал:

– Нет. Как дела пойдут. Я тебе оттуда позвоню. Кстати, ты где-нибудь работаешь?

– Да, – ответила Валентина и замялась. – В прачечной, приемщицей. Грязное тряпье перебираю.

В порыве щедрости Антон чуть было не ляпнул: «Увольняйся, поедем со мной», – но вовремя одумался и спросил:

– Заграничный паспорт есть?

– Откуда? На мою зарплату по заграницам не поездишь, – вздохнула Валентина.

– Слушай, я тебе ничего не обещаю. – Скоробогатов снял с себя руку Валентины, приподнялся на локте и правой рукой перевернул ее на спину. – Но паспорт помогу сделать. Может пригодиться. Надо только сфотографироваться. Сейчас фотография работает?

– Не знаю, – растерялась Валентина. – Здесь рядом есть, через два дома.

– Тогда пойдем, может, успеем. Мне ведь тоже нужно.

Сфотографироваться они действительно успели и, хорошо переплатив, Антон договорился, что фотографии будут готовы завтра к восьми часам утра.

По дороге в пиццерию Валентина была так же невероятно весела, словно хотела насмеяться на всю оставшуюся жизнь. Скоробогатов догадывался о причине ее взвинченности, по-своему сочувствовал ей и даже в промежутках между ответами обдумывал, насколько это возможно взять Валентину с собой. Правда, хорошенько поразмыслив, он пожалел, что обнадежил эту в общем-то ничем не примечательную приемщицу грязного белья. Антон рассеянно прислушивался к ее болтовне