Пиявки Сталину действительно ставили.

«В большом зале, где лежал отец, – писала Светлана, – толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного, ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни. Все делалось, как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было спасти».

Начиная с утра 2 марта врачи начали вести последнюю историю последней болезни Сталина. Она заняла десятки страниц: результаты исследований и наблюдений записывались через каждые двадцать-тридцать минут.

Первым из приехавших утром 2 марта медиков к лежащему на диване Сталину, как потом напишет Хрущев, подошел профессор Лукомский. «Он прикасался к руке Сталина, как к горячему железу, подергиваясь даже. Берия же грубовато сказал: “Вы врач, так берите, как следует”.

Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога (на самом деле Лукомский сразу же установил правосторонний паралич), и он не в состоянии говорить. Состояние тяжелое. Тут ему сразу разрезали костюм, переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где было побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей. Мы, члены Бюро Президиума, тоже установили свое постоянное дежурство. Распределились так: Берия и Маленков вдвоем дежурят, Каганович и Ворошилов, я и Булганин. Главными “определяющими” были Маленков и Берия. Они взяли для себя дневное время, нам с Булганиным выпало ночное. Я очень волновался и, признаюсь, жалел, что можем потерять Сталина, который оставался в крайне тяжелом положении. Врачи сказали, что при таком заболевании почти никто не возвращался к труду. Человек мог еще жить, но что он останется трудоспособным, маловероятно: чаще всего такие заболевания кончаются катастрофой.

Мы видели, что Сталин лежит без сознания: не сознает, в каком он состоянии. Стали кормить его с ложечки, давали бульон и сладкий чай. Распоряжались там врачи. Они откачивали у него мочу, он же оставался без движения. Я заметил, что при откачке он старался как бы прикрыться, чувствуя неловкость. Значит, что-то сознает. Днем (не помню, на какой именно день его заболевания) Сталин пришел в сознание. Это было видно по выражению его лица. Но говорить он не мог, а поднял левую руку и начал показывать не то на потолок, не то на стену. У него на губах появилось что-то вроде улыбки. Потом стал жать нам руки. Я ему подал свою, и он пожал ее левой рукой, правая не действовала. Пожатием руки он передавал свои чувства. Тогда я сказал: “Знаете, почему он показывает нам рукой? На стене висит картина, вырезанная из “Огонька”, репродукция с картины какого-то художника. Там девочка кормит из рожка ягненка. А мы поим товарища Сталина с ложечки, и он, видимо, показывая нам пальцем на картину, улыбается: мол, посмотрите, я в таком же состоянии, как этот ягненок”.

Как только Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать злобой против него. И ругал его, и издевался над ним. Просто невозможно было его слушать! Интересно, впрочем, что, как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда же Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся на ноги и плюнул на пол. Вот истинный Берия! Коварный даже в отношении Сталина, которого он вроде бы возносил и боготворил».

Если прочесть между строк, то Хрущев акцентирует внимание на трех обстоятельствах: инсульт у Сталина протекает вполне естественно, поскольку у него периодически проблескивает сознание (так иногда бывает). В эти мгновения лично к Хрущеву Сталин благоволит («пожатием руки он передавал свои чувства»). Берия выставляется злым монстром.

То, что пишет Хрущев, абсолютно не соответствует действительности. Ни одна из записей врачей не подтверждает, что в какой-либо момент Сталин приходил в сознание. Он постоянно находился в глубокой коме, и если периодически у него приоткрывались глаза, то это было чисто рефлекторным актом.

Закрадывается подозрение, что в своих воспоминаниях Хрущев хотел продемонстрировать добрые отношения со Сталиным и искренность своего огорчения по поводу его тяжелой болезни. Большинство членов партийного аппарата были идейными сталинистами. На тот период Хрущев нуждался в их поддержке. Иначе зачем было так беззастенчиво врать. Наверное, он был уверен в том, что его воспоминания останутся, а врачебная документация навсегда осядет в закрытых архивах.

Тогда все члены Президиума ЦК КПСС боялись показаться замешанными в смерти Сталина. Много позже, наоборот, начали приписывать себе личное участие в избавлении от тирана, что стало выдаваться за большую доблесть.

Находясь на самом верху государственной пирамиды, Хрущев получил возможность безнаказанно говорить и писать об обстоятельствах смерти Сталина разные небылицы, перемежая их в минуты откровения с чем-то похожим на правду.

Врачи исполняли свой долг.

«Консилиум в составе начальника ЛСУК (Лечебно-санитарное управление Кремля) тов. Куперина И.И., профессоров Лукомского П.Е., Глазунова И.С., Ткачева Р.А. и доц. Иванова-Незнамова В.И. 2 марта в 7 час. утра освидетельствовал состояние здоровья И.В. Сталина.

При осмотре в 7 час. утра – больной лежит на диване на спине, голова повернута влево, глаза закрыты, умеренная гиперемия лица, было непроизвольное мочеиспускание (одежда подмочена мочой). При попытке врача прощупать пульс на левой лучевой артерии проявилось двигательное беспокойство в левой руке и левой ноге. Дыхание не расстроено. Пульс – 78 в 1 минуту с редкими выпадениями. Тоны сердца глуховаты. Кровяное давление – 190/110. В легких спереди хрипов нет. В области правого локтевого сустава следы ушиба (экскориация и небольшая припухлость).

Больной в бессознательном состоянии. Правая носогубная складка опущена. При поднимании век глазные яблоки уходят то влево, то вправо. Зрачки средней ширины, реакция на свет снижена. Движения в правых конечностях отсутствуют, а в левых временами двигательное беспокойство.

Диагноз: гипертоническая болезнь, общий атеросклероз с преимущественным поражением сосудов головного мозга, правосторонняя гемиплегия вследствие кровоизлияния в бассейне средней левой мозговой артерии; атеросклеротический кардиосклероз, нефросклероз.

Состояние больного крайне тяжелое.

Назначения: абсолютный покой, оставить больного на диване; пиявки за уши (поставлено 8 шт.); холод на голову, гипертоническая микроклизма (1 стакан 10 % раствора сернокислой магнезии). Снять зубные протезы (!). От питания сегодня воздержаться.

Установить круглосуточное дежурство невропатолога, терапевта и медсестры. Осторожное введение с чайной ложечки жидкости при отсутствии поперхивания».

Таким члены Президиума ЦК КПСС «предоставили» Сталина врачам.

Консилиум врачей регулярно докладывал им о фактическом состоянии Сталина и свои рекомендации по лечебным мероприятиям, которые после утверждения исполнялись. Фиксировалась каждая мелочь: «слегка приподнять голову и верхнюю часть туловища, положив небольшую подушку. На ближайшие сутки ограничить питание введением через рот глюкозы с лимонным соком; грелки к ногам, преимущественно левой, температурой до 39–40 градусов на 1–2 часа. Пенициллин 3 раза в сутки по 300 тыс. единиц на растворе новокаина» и т. д.

Все это должно было создавать впечатление, что и раньше Сталин был окружен вниманием и заботой обслуживающего персонала. Тут можно видеть еще одно несоответствие с тем, что говорит Лозгачев. Лозгачев утверждает, что врачи приехали в 9 часов утра. Кто же тогда начал вести врачебные записи 2 марта с 7 часов утра?

В книге Уильямса Берия все время держит в поле зрения своего «сообщника», академика