день». Деревья и избы окурены дымкой, очертания предметов стерты, воздух прокалился, загустел и… слышно, как трещит мороз. Художник сумел освободиться от частностей, излишних подробностей, передать в картине настроение и как бы озвучить ее. В пейзаже «Ветреный день» густые мазки передают скорость и упругость ветра, движение воды, а тонкие кулисы синеющих вдали берегов усиливают ощущение размаха и величия славной русской реки, сообщают пейзажу большую пространственность.

В последние годы Козелкова влекут пушкинские, толстовские, тургеневские, некрасовские, аксаковские места. В «литературных» пейзажах он стремится не только запечатлеть прекрасную землю, породившую и взрастившую гениальных людей России, но глубже проникнуть в их творчество.

Более трех лет Федор Козелков провел в памятных местах, связанных с именем Николая Алексеевича Некрасова. Карабиха, Абакумцево, деревни и проселки ярославской, костромской и владимирской земель… «Спасибо, сторона родная, за твой врачующий простор!» — восклицал он благодарно.

Пейзаж — главнейшая ценность этих исторических мест.

130 работ представил Федор Козелков на персональной выставке в Оренбурге, посвященной юбилею Н. А. Некрасова. Это были не иллюстрации жизни поэта, а успешные попытки осмыслить некрасовскую Русь, взглянуть на нее, многострадальную и несокрушимую, сегодняшними глазами.

— С детства я люблю Толстого, читал и перечитываю его книги. Поездка в Ясную Поляну, где я написал десятки пейзажей, приблизила меня к творчеству этого гениального человека и дала возможность как бы заново перечитать его творения, глубже понять их. Я старался постичь через природу то, как, какими путями развивалась мысль Толстого, его кредо художника. Природа Ясной Поляны — это живой и вечный свидетель жизни и труда Льва Николаевича и, я даже бы сказал, соучастник его творчества, — поделился в беседе со мной Федор Иванович.

В огромной домашней библиотеке художника весь Толстой — и старые и новые издания сочинений. Он берет книгу в коричневом переплете и, полистав ее, зачитывает воспоминания одного из современников Толстого:

«Гулял Лев Николаевич почти всегда один — пешком или верхом на лошади… Эти часы уединения, общения с природой служили для него вместе с тем временем, когда он усиленно сосредотачивался в самом себе для того, чтобы в течение всего последующего дня держаться на уровне духовной высоты…»[1]

— Вот какой опорой была для Толстого родная природа! — гордо, с завистливым восторгом восклицает Федор Иванович.

«Читая» яснополянские пейзажи Козелкова, мы как бы снова приобщаемся к гениальному делу Толстого, но уже не через его книги, а через одухотворенные, прочувствованные живописцем образы родной природы, окружавшей великого писателя при жизни, «врачевавшей» и «волшебной властью» возвышавшей его душу.

Попытки запечатлеть, поэтически осмыслить места, связанные с биографией Толстого, — это и предлог для утверждения художником Федором Козелковым собственных творческих принципов. Они глубоко созвучны традиционным мотивам русского пейзажа, толстовскому пониманию реалистической живописи и литературы в целом. Известно, с каким гневным презрением относился Толстой ко всему искусственному, ложному в творчестве, как горячо и мощно жила в нем здоровая потребность правды и глубокой простоты.

«Настоящее искусство не нуждается в украшениях», оно «должно быть доступно всем, а в особенности тем, во имя которых оно делается», — считал великий писатель. И Федор Козелков учится у Толстого постижению правды, ему чужды формалистские ухищрения «модников от палитры», которые ищут любые способы, чтобы доказать свою индивидуальность, пишут картины-загадки, пейзажи-ребусы, понятные-де лишь избранным эстетам. Но не сказал ли Р. Кент, что «нарочитое стремление к индивидуальности так же бесцельно, как попытка поднять себя за шнурки собственных ботинок».

Пейзажи Федора Козелкова не преподносят загадок. Послушный ученик природы, верный ей и себе, Козелков лирически повествователен, в его картинах трогают элегическая задушевность, самобытное прочтение образа русской природы. В них — подлинная любовь к жизни. А в любви, если она настоящая, не бывает, не может быть стандарта. В ней всегда свежесть и новизна.

С особым благоговением и проникновенностью пишет Федор Козелков места, связанные с именем Пушкина. Известно, что село Михайловское — «пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья» — вошло в судьбу А. С. Пушкина лучшими его строками. В разные времена года приезжает сюда художник, чтобы уловить, запечатлеть разные состояния природы Михайловского, Пушкинских гор, их своеобразную красоту.

Михайловские пейзажи — это и повод рассказать о своей любви к поэту, понять и осмыслить органическую связь Пушкина-гражданина, Пушкина-поэта с родной природой, с народом.

Нельзя не заметить, что пушкинские места России чаще всего запечатлены художником в их осеннем или осенне-зимнем убранстве, тем самым пейзажист разделяет известные симпатии поэта именно к этому времени года, когда А. С. Пушкину особенно много и плодотворно работалось, когда он с восхищением признавался:

Унылая пора! Очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса —

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и золото одетые леса…

Иные краски, иное настроение в пейзажах Орловщины, в частности Спасского-Лутовинова — колыбели таланта Ивана Сергеевича Тургенева. Пейзажи написаны не только под впечатлением произведений прекраснейшего певца русской природы, но и по внутреннему зову любящего сердца.

«Пруд в Спасском» — типично русский пейзаж. Он по-особому притягивает широтой и щедростью жизни, величавым покоем, поэтическим содержанием, цветом. Краски по-вечернему смягчены, приглушены, легкий прозрачный воздух постепенно переходит в светлую, предсумеречную дымку, мягко окутывая дальний лес на горизонте. На переднем плане — задумчивое, чуть тронутое слабым ветерком, зеркало пруда, а дальше на взгорке — молчаливое могущество темно-зеленой чащобы леса… Тишина и прозрачность.

С детских лет привлекал Федора Козелкова и самобытный русский писатель, его земляк, Сергей Тимофеевич Аксаков. Родившись в Уфе и многие годы проживший в Оренбургской губернии, Аксаков навсегда сохранил искреннюю привязанность к родному краю. Чувство природы у Аксакова было глубже простого эстетического любования ее красотами, он стремился проникнуть в ее смысл и суть, как писатель и как неутомимый исследователь. С ним художник связывает свои самые сокровенные представления о суровой красоте уральского пейзажа, о неиссякаемых природных богатствах оренбургской земли.

Цикл пейзажей «Литературные места России» — интересный, ныне продолжаемый художником — бесспорно, ценнейший подарок современникам и земной поклон русской литературе, сердечная благодарность и признательность ей.

У Козелкова не только в пейзажах много щедрости, любви к природе и людям, он и в жизни удивительно щедрый человек. Более семидесяти картин передал художник Оренбургскому музею изобразительных искусств, областному краеведческому музею, предприятиям, училищам и школам, музеям классиков отечественной культуры. Десятки репродукций с его картин публиковались в журналах «Огонек», «Москва», в центральных газетах.

В козелковских пейзажах нет человека, но видны дела его рук, приметы созидательной деятельности, облагораживающей и украшающей землю. Живописуя природу, Козелков далек от умиления стариной. Пейзажи его современны и своевременны, они помогают нам сегодня, в бурный век научно-технического прогресса, сохранять духовное равновесие, сберегать и