Майор опять улыбнулся и не спросил больше ничего. Видно, все на моем лице было написано.

— Выходи!

И я пошел в центр площади, где уже стояло несколько счастливцев.

А потом были бесконечные переходы и марши к линии фронта и вдоль ее и бои на Курской дуге…

Я пулеметчик. Второй номер в моем расчете — Рахманкул, старше меня лет на десять, по национальности узбек. Война со многими сдружила, но еще с большими развела. Помню, тот мой второй номер крепким мужиком был, как и я, из рабочих, но погиб в этих страшных боях на Курской дуге…

«В походе и игла весит» — говорит пословица, а мы с Рахманкулом, кроме вещмешка, скатки и другого солдатского имущества, тащили еще и пулемет — а весит он восемь килограммов четыреста граммов — и диски с патронами. На отдыхе по команде «Привал!» мы сразу падали на траву и тут же засыпали.

На одном из таких привалов меня избрали комсоргом роты. Это уже перед теми страшными боями было.

— Гвардии рядовой Темин хорошо себя показал на переходах, — сказал командир роты. — Товарищи его уважают. К тому же он москвич, а это как старшее звание в армии…

Проголосовали, и тут же последовала команда комроты подняться и идти дальше, чтобы вечером занять отведенные нам позиции.

— Завтра напишешь короткий протокол собрания, — сказал мне замполит, когда мы уже вышли на позиции. И, прислушиваясь к канонаде на передовой, добавил: — Если будет время.

Времени не было. Я вместе со всеми рыл окопы, оборудовал огневую точку для нашего «ручника» и думал о том, как я должен вести себя теперь, когда стал комсомольским вожаком. Но сколько я ни думал, приходил к одной мысли: наверное, так же, как и раньше, но побольше проявлять заботы о своих товарищах. Им ведь очень тяжело. Были в нашей роте солдаты и моложе меня. Призывали уже двадцать четвертый год.

Ребята спали, а я с командиром все обсуждал мое новое положение в роте. А потом и меня сморило. Кажется, только приложил голову к вещмешку, как тут же пробуждение. Проснулся от страшного грохота. Вскочил, схватил пулемет в руки. Первое впечатление, что на нас сыплются бомбы или снаряды большого калибра. Гляжу во все глаза, но взрывов нет, грохот за нами и впереди. Чуть брезжит рассвет. Поднялась уже вся рота. Разобрались. Из балки и из кустарника на склоне бьет через наши головы артиллерия. Мощь огня такая, что сомнений нет: будем наступать. При залпах орудия так и выпрыгивают из кустарника.

Перекрывая гул все нарастающей канонады, бойцы передали по цепи друг другу команду:

— Завтракать и готовить оружие!

Вижу, старые солдаты не едят, только водицы из фляжек пригубили и занимаются оружием. Мой второй номер объясняет мне:

— Боятся ранения в живот. Брюхо должно пустое быть в бою.

Я улыбнулся и достал из вещмешка сухой паек.

— Ай, ладно, — присел со мною рядом Рахманкул. — Без еды какая жизнь! — И потянулся к своему провианту.

Еще не смолкла артподготовка, а в небе появились наши бомбардировщики. Они летели звеньями, вытянув вперед тяжелые фюзеляжи, будто стремились поскорее достичь цели. Их четко размеренный строй охраняли юркие ястребки. На наших глазах завязался воздушный бой с длинными, как ножи, мессершмиттами. В канонаду на земле и в гул на небе вплетались сухие очереди истребителей, а бомбардировщики, не ломая строя, плыли и плыли над нашими головами в направлении вражеской передовой. И мне показалось, что спокойная уверенность тех, кто сидел за штурвалами, передалась и нам.

Нас построили и быстро повели по склону балки вверх. Напряжение росло, мы почти бежали, но страха не было. Его, наверное, вытеснял этот мощный грохот и гул, который вместе с нами катился в сторону немцев. Бомбардировщики сбрасывали свой груз в глубине обороны противника и со страшным ревом на малой высоте возвращались обратно, а артиллерийский и минометный обстрел продолжался и, кажется, все набирал силу.

Когда мы выскочили на гребень балки, моему взору открылась такая картина. Впереди огромное ровное поле. По нему, насколько хватало глаз, слева и справа от нас бежали люди. Бежали разорванными цепями и в одиночку, с винтовками наперевес. Увидел я и офицеров с пистолетами в вытянутой руке.

Мы влились в эту рассыпанную по полю армаду кричащих и стреляющих на ходу людей и устремились вперед, туда, где в туманной дымке были видны всполохи взрывов и черные фонтаны поднятой вверх земли. Я впервые участвовал в такой большой атаке, и то, что вокруг меня было столько людей, а сзади прикрывала своим огнем артиллерия, придавало силы.

Уже через несколько сот метров стали попадаться, казалось, еще горячие воронки, из которых не выветрилась едучая вонь взрывчатки. Из черных ям от взорвавшихся мин разило резким запахом свежих огурцов. Я тогда остро почувствовал этот запах, и запомнился он мне навсегда. А потом пошли и развороченные неприятельские окопы и траншеи, вздыбленные бревна и доски блиндажей и огневых точек, трупы убитых, беспризорное солдатское имущество, оружие, рюкзаки…

Мы с Рахманкулом бежали сбоку от цепи нашей роты: я с пулеметом, он с дисками патронов. Бежали и падали на взгорках, стреляли по маячившим впереди фигуркам выскочивших из окопов немцев. Били по траншеям противника. Поднимались и опять бежали к балкам, к первым домам села, где словно из-под земли возникали новые очаги сопротивления и куда отходил сбитый с переднего края враг.

Таким запомнился мне этот бесконечный день. Было первое августа сорок третьего года, первый мой большой бой, в котором гибли люди и где я понял, что удача на войне — немалое дело, но она дружит с расторопным и смелым солдатом, а не с раздавленным страхом человеком.

Не боящихся смерти людей, видно, нет. По крайней мере я таких не встречал. Но у одних эта боязнь снаружи, а у других спрятана вглубь, наглухо прикрыта чем-то большим, главное, ведет их. В бою важно, чтобы не противник тебя, а ты его, и тут уже надо выложить все до капли, что в тебе есть, и оно приходит к тебе само, если ты напряг все свои душевные и физические силы.

Мы выбили немцев из села, а дальше шел подъем на высотку. Нам приказали с ходу брать и ее. А противник, конечно, закрепился, у него там была новая линия обороны, или, как говорят на войне, заранее подготовленные позиции…

Но приказ есть приказ. Наш взводный, младший лейтенант Беспалов, поставил перед нашим расчетом задачу прикрывать огнем наступление. Мы с Рахманкулом залегли у крайнего дома. Мне хорошо