надо было доводить до ума. Одноклассник моего брата Николай — они, единственные из класса, вернулись с войны — семь лет подряд брал свой очередной отпуск и отправлялся в Москву, в институт «сдавать сессию». Он как после войны поступил на завод, так и работает там до сих пор. Такое постоянство было и у моего брата. Он сначала строил Волгоградскую ГЭС и учился в вечернем техникуме, а потом стал служить на ее эксплуатации, где и работает по сей день.

Есть у этого поколения и еще одна обостренная, или, как говорят сейчас, акцентированная, черта характера — верность. Верность не только своему долгу, делу, которому они служат, но и семье, данному слову, та самая обязательность, которая, к сожалению, в последнее время заметно выветривается у нас.

Я сказал о верности семье, и это тоже одно из дорогих качеств человека, которое подвергается сейчас серьезным испытаниям.

Не у всех молодых, вернувшихся с войны, складывались счастливые браки. Не было у них времени на долгий выбор и раздумье. Но те, послевоенные семьи разваливались значительно реже. Не берусь утверждать, большое ли это благо, но и в не очень согласных семьях выросли дети, а у этих детей уже пошли свои дети, жизнь, как ей и положено, нашла продолжение. Эта верность семье все же лучше, чем то, когда человек мечется в молодости, да так и остается пустоцветом.

Сергей Гаврилович уже рассказывает, как начались бои на Курской дуге, на том участке, где стояла их 8-я гвардейская стрелковая дивизия, а я все думаю о его немногих оставшихся в живых сверстниках, об их нелегкой жизни и о многом другом, что мне и самому так дорого и понятно. Ведь слишком близко их жизнь проходила от моей. И многое у нас было общим…

Слушая Сергея Гавриловича, я переношу себя в то далекое жаркое лето сорок третьего.

Мы, мальчишки, работали на восстановлении разрушенных заводов и строительстве жилья, пахали изуродованную окопами и противотанковыми рвами землю. В пригородном колхозе, поля которого начинались прямо за окраиной разоренного рабочего поселка, где я работал трактористом, мы ждали первый после Сталинградской битвы урожай. Наш председатель колхоза раздобыл у соседей-саратовчан немного семян ячменя, проса, кукурузы и гречихи. Весною сорок третьего нам удалось посеять гектаров двести, и теперь была надежда, что осенью у нас будет свой хлеб.

А страна истекала кровью, освобождала свою землю от врагов и готовилась к самому крупному по участию в нем техники сражению, которое потом назовут битвой на Курской дуге. И здесь оказалась часть, в которой служил солдат Сергей Темин.

2

Темина призвали в армию не в первые дни войны. Он, квалифицированный рабочий автозавода, выполнял военные заказы, и только когда фронт придвинулся к Москве, то оказался в армии.

— Учить нас долго военному делу было некогда, — вспоминает Сергей Гаврилович. — Немцы рвались к столице. И вот после месяца пребывания в лагерях под Горьким я, обмундированный, в новеньком белом полушубке, стою в ряду маршевой роты, которую отправляют на фронт. Начался декабрь сорок первого. Под звуки духового оркестра рота за ротой уходит на станцию, откуда эшелоны отправляются на Москву. Сердце у меня стучит. Ведь там мои родные, там сейчас решается судьба страны…

Дошла очередь до нашей роты. Командир читает список и просит названных им бойцов выйти из строя. Среди них оказался и я. Мы обескуражены и растеряны. Смотрим друг на друга, потом на командира части.

— Вы самые молодые в полку, — объяснил он нам. — Вас решено пока оставить для другого дела…

А уже в обед нам было приказано сдать новое обмундирование, надеть старое, в котором мы ходили до принятия присяги. Сердце совсем упало: чем же мы так провинились? Вновь смотрим, как уезжают наши товарищи, и чувствуем себя без вины виноватыми. А потом отправили и нас на ту же станцию, но только повезли совсем в другую от фронта сторону…

Через месяц мы оказались на дальневосточной границе, у озера Ханка, где мне, городскому парню, и суждено было прослужить ровно год в кавалерии. За десять тысяч километров от нас гибли люди, рушились города и села, а мы здесь стережем границу, учимся джигитовать, рубить и с правой и с левой руки лозу, скакать на лошадях…

Сергей Гаврилович прерывает рассказ, долго молчит, будто вглядывается в то время, а потом, вопрошающе подняв на меня глаза, говорит:

— Видите, не у всех моих сверстников война началась с фронта. Были, видно, и такие, как я, которые потом добирали свое…

Только в январе сорок третьего нашу кавалерийскую дивизию отправили на фронт. Выгрузились мы где-то западнее Москвы. Дивизия была передана в резерв Главного командования, и начались наши бесконечные рейды и переходы. Днем останавливались в деревнях. Надо было накормить и напоить лошадей и только потом думать о себе. А ночью на марше часто засыпали в седлах. Так шла наша жизнь до весны. И тут случилось для нас непредвиденное. Вышел из боев какой-то сильно поредевший кавалерийский корпус, кажется, генерала Белова, и нас объединили с ним. Многие, в том числе и я, боец сабельного эскадрона, оказались без лошадей. Нас разбросали в другие роты. Меня определили в минометчики. Но какой же я минометчик? Однако в армии приказы не обсуждают. Стал минометчиком, а потом оказался в запасном полку…

Полк стоит где-то под Воронежем. Мы ждем снова отправки на фронт. Почти каждый день приезжают «покупатели» — представители из боевых частей, увозят с собой пополнение, и наш полк тает. Сегодня прибыл бравый майор с гвардейским значком. Нас опять выстроили на площади. В ее центре трибуна, обтянутая кумачом, на ней тот майор. Он говорит о героической 8-й гвардейской стрелковой дивизии, о том, как она сражалась с врагом, как попала в окружение и как вышла из него, «протаранив оборону противника».

Но особенно хвалит майор 86-й стрелковый полк этой дивизии, рассказывает о последних боях полка, называет фамилию его командира Чурмаева, и она звучит у него, как раскат грома.

— Гвардии полковник Чур-р-рмаев приказал… Чур-р-рмаев вывел орлов-гвардейцев…

Мне захотелось в эту часть, где воюют орлы-гвардейцы. Но майор берет не всех. Он идет вдоль шеренг, останавливается перед бойцами, задает вопросы некоторым и шагает дальше. Неотрывно слежу за майором, хочу встретиться с ним глазами, а он идет мимо бойцов и всего лишь нескольким солдатам приказал выйти из строя.

Я не свожу глаз с бравого майора и вижу: он, наконец, заметил меня. Подходит, улыбается:

— Ручным пулеметом владеешь?

— Владею! — И добавил: —