Шрифт:
Закладка:
Высококачественные сукна, бурки, ковровые изделия мастериц из высокогорных селений шли в основном на реализацию. Авторы XVIII–XIX веков упоминали в своих трудах о высококачественном сукне, который имел большой спрос как на Кавказе, так и в России и за их пределами[181].
Особенно славились мастерицы из селений Андийского, Аварского, Казикумухского и Даргинского округов. Каждый округ специализировался на своем изделии. Так, например, селение Ансалта специализировалось на изготовлении бурок и паласов, а в селениях Муни, Карата, Кванада, Тлондода производилось высококачественное сукно[182], от 100 до 200 кусков сукна в год[183].
Известными центрами сукноделия были селения аварцев, даргинцев, лакцев и лезгин. Особо выделялось тонкое сукно из верблюжьей шерсти, изготовленное умелыми мастерицами даргинских селений Кубачи, Акуша, Мекеги, Муги, Цудахар и др. Большим спросом пользовалось белое сукно мастериц из горных селений Карата, Арчи, Тинди, Вихли, Цовкра и др.
В «Обзоре Дагестанской области за 1900 год» отмечалось, что в Даргинском округе в 1893 году от продажи сукна было выручено 50 622 рубля. Через год эта сумма составляла 52 828 рублей[184].
В «Кавказском календаре» за 1893 год сообщалось, что особой популярностью стали пользоваться лезгинские шали, которые были «необыкновенно тонки и нежны»[185]. Отмечалось также, что шали шли на изготовление дамских платьев. Только за кусок шали длиной 10–12 аршин нужно было заплатить до 200 рублей[186]. Конечно же, такие дорогие наряды могли себе позволить женщины из состоятельных семей, от которых и зависел спрос на лезгинские шали.
Какими были условия женского труда? Какие технологии использовались женщинами? Конечно, изготовление высококачественного сукна требовало больших физических сил. К тому же сукно производилось архаичными способами. Мастерицы применяли в процессе труда самые примитивные орудия. О новых технических или технологических приемах речи не шло.
По сведениям А. Г. Булатовой, трудоемким был процесс промывки и вычесывания шерсти, на который женщины тратили много времени. Нередко шерсть приходилось вычесывать по два-три раза, чтобы очистить ее от всяких примесей[187]. Процесс прядения нитей, который осуществлялся посредством веретена или прялки, также занимал много физических сил и требовал усидчивости от женщин[188]. И только потом начинался процесс изготовления сукна на ткацком станке, который у разных народов имел свои специфические особенности. По имеющимся сведениям, на выработку такого сукна уходило от двух недель до 40 дней и более[189]. Тяжелые условия труда сказывались на здоровье женщин, они рано старились.
При изготовлении сукна и изделий из него женщины-мастерицы большое значение придавали различным магическим действиям. Так, по сведениям К. М. Гусейнова,
в просушиваемую шерсть багулалы и лезгины сыпали несколько щепоток соли. Ахвахцы небольшие узелки с солью клали на тюки шерсти, на «штуки» готовой материи. В помещении, где хранились запасы шерсти, терекеменцы оставляли какой-нибудь открытый сосуд с солью. У цезов, чамалалов, кумыков (сел. Халимбекаул), кайтагцев, рутульцев женщины старались «украсть» пригоршню чужой шерсти, разложенную на просушку; через некоторое время «украденное» возвращалось хозяйке в многократном размере. Дагестанские азербайджанцы перед рыхлением шерсти площадку, на которой должен был происходить процесс, посыпали зерном для кур и птиц. Перед началом такого же процесса хваршинка разносила соседям горох и бобы в небольшой чаше. Женщины из Гарбутля на шерсти, приготовленной для той же операции, исполняли шуточный танец, топча и разбрасывая сырье ногами[190].
При этом у многих народов Горного Дагестана нежелательным считалось во время этих трудовых операций присутствие мужчины[191]. Очевидно, что все эти магические обряды своими корнями уходят в домонотеистическую эпоху и связаны с языческими верованиями дагестанских народов.
Самотканое сукно, как уже отмечалось выше, производилось как для собственных нужд, так и для продажи. Могла ли мастерица самостоятельно принять решение в отношении изделия: оставить себе или продать его? Увы, женщина не могла самостоятельно принять решение о продаже сукна, нужно было обязательно получить одобрение мужа. Если по каким-то причинам муж отсутствовал дома, то жене приходилось дожидаться его возвращения. По сведениям О. В. Маргграфа, самая бойкая продажа приходилась на весну, когда с отхожего промысла в селения возвращались мужья, до этого времени жена не имела права сбыть сукно[192]. По мнению автора, количество сотканного полотна служило доказательством ее трудолюбия и даже нравственности[193]. После возвращения мужа жена уже решала сама, что оставить для собственных нужд, а что продать[194]. Как правило, основная часть изделий все же шла на продажу.
Безусловно, в условиях дефицита земли и постоянной нужды, вызванной длительным военным конфликтом, женские домашние промыслы являлись подспорьем благосостояния семьи.
Можно с уверенностью сказать, – писал Х.‑М. Хашаев, указывая на роль женского труда, – что в Дагестане не было ни одного селения, где бы женщины не изготовляли каких-нибудь предметов из шерсти, начиная от высококачественных ковров и сумахов и кончая шерстяными веревками[195].
С развитием капиталистических отношений женские домашние промыслы оказались в сфере интересов предпринимателей. Последние стали открывать в селах небольшие цеха, куда нанимали местных мастериц. Таким образом, женщины-мастерицы оказались в статусе наемных работников. При этом процесс труда оставался прежним, качественных изменений не происходило. Владельцы цехов не вкладывали деньги в развитие промыслов, технологии были устаревшие, экономили на зарплате мастериц.
Чаще всего оплата труда носила натуральный характер: женщины получали вместо денег сырье. Так, например, мастерицы из аула Унчукатль, работая на дому на сырье, которое им предоставлял работодатель, за 20 дней своего труда получили лишь «семь фунтов шерсти»[196]. Не имея другой возможности заработать на жизнь, мастерицы были вынуждены принимать и такие условия.
В пореформенный период появились скупщики, которые стали выкупать изделия у ремесленников, а затем выгодно их перепродавать. Кроме того, они же снабжали мастериц сырьем и необходимыми орудиями труда. В итоге скупщики стали работодателями. По сведениям О. В. Маргграфа, они сами распределяли заказы между мастерицами, а также давали им сырье[197]. Так, женщины из Андийского округа работали исключительно на сырье работодателя[198]. При этом мастерицы могли взять сами сырье в долг, под будущие изделия[199]. Мало того, вся готовая продукция за бесценок скупалась у мастериц. Скупленные по самой низкой цене изделия отправлялись для дальнейшей реализации. В итоге выигрывал скупщик, который получал существенную прибыль после перепродажи.
Что касается мастериц, то они по условиям труда приближалась к положению наемного работника со всеми вытекающими
