— Это ты всё затеял только потому, что хочешь получить жирную долю!

В последнее время я то и дело, мысленно и вслух, обвиняла Кестера в меркантильных интересах. Он этого не отрицал, хотя я бы предпочла заверения в том, что всё не так просто.

Мол, не только деньги имеют значения для Короля мошенников, но он молчал и улыбался, чуть прищурившись, смотря так, словно хотел сказать: «Разве ты сама не понимаешь, что происходит между нами? Нет? Так и говорить не о чем!»

Вечером, как было условленно, я снова появилась на пороге его комнаты.

Кестер был одет в чёрный смокинг, в котором он выглядел так естественно, будто родился для того, чтобы блистать на балах и в курильне, где в цветочных горшках стоят ароматические палочки, а лорды, вальяжно сидящие на диване и в креслах, спорят о политике и обсуждают последние приказы короля.

— Ты совсем не выглядишь, как несчастная сирота, вынужденная браться за любую работу, — произнёс он, окинув меня придирчивым взглядом. В глубине его синих глаз, похожих на сумеречное небо, что-то вспыхнуло, и в моей груди зазвенела натянутая струна.

Я, как скрипка или виолончель, отзывалась на любое его прикосновение или взгляд.  В Городском саду Плауполиса я видела, как музыканты играют на инструментах.

Иной скрипач едва дотрагивается до струн, а музыка уже звучит, льётся по мановению взмаху руки, рассеянно держащей смычок. И мне казалось, что скрипка -- продолжение души музыканта.

После концерта он любовно поглаживал её, благодарил за работу и убирал в красивый резной футляр, но рано или поздно она ломалась, струна, натянутая до предела, издавала прощальный стон и лопалась, а музыкант, вздохнув по скрипке, нёс её к мастеру. Или покупал другую.

Жизнь шла дальше, скрипка всего лишь часть этой жизни, приятное воспоминание. Музыкант купит себе другую.

— Это будет выглядеть явной попыткой разжалобить господина Визатиса. Пусть знает, что я не ищу его милости, я хочу выяснить, отец он мне или нет.  Остальные девушки, должно быть, как раз и одевались нищенками, чтобы вызвать сочувствие.

Я произнесла это, вскинув подбородок и глядя Кестеру в глаза, ожидая услышать отповедь, потому как указания он ранее дал мне чёткие и однозначные, но у моему удивлению он только хмыкнул и усмехнулся:

— Иногда я думаю, что твоё настоящее призвание отнюдь не травницкое ремесло. Ты умеешь нравиться людям, легко завоёвываешь их расположение, мы бы вместе с тобой провернули много удачных дел.

— Так давай начнём.

Я держалась от него на расстоянии, так мне было легче. Наши пути вот-вот разойдутся, так что незачем поддерживать ту связь, которую я чувствовала между нами.

Кестер молча указал на стул, и я села, мысленно пообещав, что не стану думать о посторонних вещах. Сосредоточусь на артефакте и работе с ним, стану идеальным посохом Мага. Ванда права: никогда не знаешь, какое умение пригодится и, возможно, спасёт однажды жизнь.

Работа с артефактом, меняющим внешность, далась не так сложно, как я себе представляла. Наверное, мой магический объём по сравнению с изначальным вырос раза в три, и теперь Сила сама просилась наружу, а иначе грозила выжечь меня изнутри.

— Её надо уметь сбрасывать, но не распылять, — голос Кестера звучал над моей головой, обволакивал меня мягким пледом, даря ложное ощущение безопасности. Нет, София, ты у себя одна!

А Кестер всё говорил и говорил о том, как надо направлять Силу, гладил мои раскрытые ладони и был так близко, что я чувствовала запах его одеколона. Обычно Рысь не любил терпкие запахи, предпочитая им лёгкую отдушку, чтобы не быть замеченным раньше времени.

— Сначала я, зажми в кулаке артефакт. Да не бойся! И положи вторую руку вот сюда.

Под пальцами я ощущала биение его сердца, и это рушило мою тщательно выстроенную защиту, которой я мысленно оградила себя, как частоколом. И вот ограда пала, и моя крепость снова была взята.

— Закрой глаза! — услышала я его приказ и безоговорочно подчинилась. Какая разница, чем мне это грозит, хоть бы и смертью, хуже то, что я не знаю, как без него жить. Надо будет склеивать себя как разбитую чашку и делать вид, что она почти новая, а трещины никому не заметны.

По пальцам полилась Сила, в момент наивысшей отдачи, когда рука, лежащая на его груди, начала дрожать, я открыла глаза и чуть было не отпрянула. Кестер, хотя теперь уже ни за что не поручусь, выглядел совсем иначе: брови нависали над маленькими глазами, придавая им угрюмое выражение, тонкость черт размазалась, и вместо точёных скул  я видела одутловатые щёки.

— Меня ты тоже так изменишь? — прошептала я, втайне опасаясь, что потом не смогу вернуть прежнюю внешность.

— Не так. Помнишь, я говорил о родовой травме дочери Визатиса?

У Кестера даже голос поменялся, куда только подевались вкрадчивые интонации, откуда этот грубоватый присвист в конце каждой фразы?!

Но вскоре мне стало совсем не до того, чтобы думать о чём-то, кроме боли в руке. Я ойкнула, хотела было отстраниться, но рука, лежавшая на груди Рыси, будто прилипла к его рубашку.

— София, потерпи! — он заключил меня в объятия и прижал к себе, продолжая гладить по волосам, спине, шептать ласковые слова, но я почти не слышала их, изнемогая от раздирающей боли.

Кисть горела огнём, словно её опустили в кипяток.

— Всё, уже всё! — услышала я Кестера. Его голос достучался до меня сквозь пелену, висевшую перед глазами, и боль сразу отступила. Я наконец открыла глаза.