в семье. Ма усугубила ситуацию в десять раз, переехав к Гарриет. Ясмин хотела быть честной с Джо, чуть было все ему не рассказала, признание готово было сорваться с ее языка, но, если бы это их разлучило, то она застряла бы дома с Бабой, потому что Арифа выгнали, а Ма отправилась в добровольную ссылку, и почему именно Ясмин не может вырваться на свободу, и Ариф говорит, что у нее стокгольмский синдром, но это неправда, она просто старается поступать правильно. Потом она расплакалась, и Пеппердайн ее обнял.

А потом они пошли в постель.

– Я тебя злю, – сказал он. – Нет? Значит, разочаровываю.

Ясмин оглядела спальню. Кремовая кушетка, банкетка в изножье кровати, встроенный гардероб с невидимыми ручками, стул со спинкой из перекладин, на который они бросили свою одежду. Всё было довольно нейтральным. Как и сам Пеппердайн.

– Конечно нет. Ты вообще не обязан был меня впускать. Я ничего не ожидала. Ну, кроме очевидного.

– Ты про секс?

– А про что же? – легкомысленно отозвалась Ясмин. Как странно, что он – тот самый. Она взглянула в его серо-зеленые глаза. В нем чувствовалась какая-то отрешенность. Пеппердайн был похож на аскета, воздерживающегося от всех земных удовольствий.

– По-моему, ты чего-то недоговариваешь, – произнес он.

– Да что ты? – Как странно, что именно он разбудил в ней самые первобытные желания.

– По-моему, тебе нужно не только это.

– Что же еще мне нужно?

Он потянул ее лечь рядом, на одну подушку с ним. На некоторое время все стало тихо, мирно и спокойно. Он провел пальцем по ее щеке и вдоль подбородка, обвел ее рот. Обхватил ладонью ее подбородок и поцеловал в губы.

– Что же еще мне нужно? – На сей раз Ясмин задала вопрос шепотом.

– Дружба. – Он снова поцеловал ее, но она отстранилась и села.

– Да, – сказала она. – Конечно.

– Ты расскажешь Джо про нас?

– Про нас? Что мы дружим?

Пеппердайн, лежа на спине, развел руками. Что за раздражающая манера! Он устроил западню, и Ясмин в нее попалась. Дружба!

– Ясмин, тебе придется сказать мне, что тебе нужно. – Дружба. Ладно, пусть дружба. В самом деле, что же ей нужно? Любовь? – Жить дома с папой ты не хочешь, потому что будешь чувствовать себя в ловушке. Но ты могла бы снять жилье или… – Пеппердайн потянулся к ней, но она отползла подальше. – Или пожить здесь.

– Нет, что ты. Я разобью ему сердце, если брошу его одного и поселюсь в каком-то случайном месте со случайным человеком.

– Хм, ясно, – проговорил Пеппердайн. – Случайным… – Он поразмыслил. – По моему опыту, жизнь почти целиком состоит из случайностей. И я очень благодарен за случайных людей, с которыми она меня свела. Особенно за тех, кого я нашел за мусорными баками.

Ясмин улыбнулась. Она сидела на одеяле, опустив попу на пятки, голая и на виду. При Джо она по-прежнему стеснялась своей наготы. Вернее, она уже перестала стесняться, но Джо всегда умиляло ее смущение, поэтому она по привычке продолжала его изображать.

– И скольких людей ты там нашел?

– О, не многих. Одного или двух. Полагаю, брак твоих родителей был договорным, устроенным их собственными родителями, так что у них все сложилось отнюдь не случайно. То есть ни неожиданного знакомства, ни стрел Амура.

– Вообще-то они поженились по любви.

– Расскажи, – попросил он.

Они не спали почти до четырех утра. «Тебе понравились перчатки? – спросил он примерно между тремя и четырьмя часами, когда оба были уже в полудреме. – У тебя вечно холодные ладони». Ясмин не открыла глаза. «Они чудесные. Я подумала, что ты купил их кому-то другому». Она почувствовала прикосновение его губ к своему лбу. «Никого другого у меня нет», – ответил он.

День подарков

Когда Ясмин проснулась, его не было в комнате. Она снова закрыла глаза и зарылась под одеяло, надеясь, что он с минуты на минуту вернется в постель. Наконец смирилась с тем, что этого не случится. Пора вставать и встречать новый день. День после вчера. А вчера был полный отрыв.

Ее платье было аккуратно сложено на кресле. Похоже, Пеппердайн прибрался. Ясмин нашла свое нижнее белье и натянула платье. Черный бархат с просвечивающими расклешенными рукавами. Вчера она была им так довольна, но сегодня в нем было ужасно неуютно. В университете девчонки шутили про «путь позора». Ясмин знала, что это такое, – когда возвращаешься домой после незапланированного секса во вчерашней одежде, – но сейчас он предстоял ей впервые.

Она нашла Пеппердайна внизу, в кухне. Он завтракал поджаристым гренком с мармеладом.

– Кофе в кофейнике, – сказал он. – Что еще будешь? Мне скоро уходить.

– Я просто возьму вещи и пойду. – Такое ощущение, что он ее вышвыривает.

Он поднялся и налил ей кофе.

– Молоко? Сахар?

– Только молоко.

Он поставил на стол кружку и выдвинул для нее стул. В кухонное окно лился солнечный свет. Солнце было ярким, слишком ярким, и Ясмин заслонила глаза ладонью.

– Все еще чувствуешь себя усталой? – спросил он. – Мучает похмелье? Кажется, у меня есть «Алка-Зельтцер». Поискать? – Он положил ладонь ей на макушку, словно священник – молящейся прихожанке.

Ясмин исподлобья взглянула в его крупное серьезное лицо. Похоже, он не воспринимает ее всерьез. Почему он ведет себя так буднично?

– Я не знаю, что делать, – сказала она. – Моя жизнь в полной заднице.

– Начни с гренка, – посоветовал он. – Гренок поможет. – Он отрезал от буханки два куска цельнозернового хлеба.

– Серьезно, – сказала она. – Я не шучу.

– Тоже, – отозвался он. – Я тоже.

Ясмин пила кофе и обдумывала планы наступления. Ее подмывало перейти в нападение, и она не понимала почему. Но побуждение было сильным.

– То есть ты просто уйдешь. Не хочешь даже поговорить. Сядешь в машину и укатишь, ночью ты хотел затащить меня в постель, а сегодня даже разговаривать не хочешь, вот как у тебя все просто, ты умываешь руки, а моя жизнь трещит по швам.

Стоя к ней спиной, он положил хлеб в тостер, повернул регулятор и опустил рычаг.

– Да, мне нужно в Суффолк. Я тебя предупреждал. Если бы я знал, что ты придешь…

– Не важно. Забудь. Считай, что я ничего не говорила. – Жаль, что у нее нет хоть какой-нибудь сменной одежды. Разве он может принимать ее всерьез, если она сидит тут в этом нелепом платье!

Пеппердайн не ответил. Тостер звякнул.

Он подал ей гренок на белой тарелке, дал чистый нож.

– Вот масло и апельсиновый мармелад, но, может, ты предпочитаешь джем? Или мед?

Ясмин покачала головой и отхлебнула кофе, уже жалея, что сорвалась.

– Я знаю, что сейчас у тебя сложности. – Пеппердайн сел, и она почувствовала себя маленькой, рыхлой и болезненной рядом с ним, таким высоким и спортивным. – Но ты их разрулишь.

– Я не хочу быть врачом, – к собственному удивлению, выпалила Ясмин. Можно подумать, она уже решила.

– Хм, а я думал, ты уже преодолела этот барьер. Если можно так выразиться. Мы все обсудили, и ты вроде бы сказала, что решила остаться.

– Это отец решил, что мне надо стать врачом. Я ничего не решала.

– Что ж, к счастью, у тебя обнаружился замечательный талант.

– Наверное, у меня есть и другие таланты.

– Да, – сказал Пеппердайн. – Возможно.

– Джо говорит, что поддержит меня, пока я переучиваюсь или если возьму перерыв, чтобы подумать, кем хочу стать.

– Хм, хорошо. Это хорошо.

Его лицо было словно высечено из гранита. Причинить ему боль было невозможно, да Ясмин и сама не знала, почему ей так хочется его задеть. Неужели она хочет, чтобы он в слезах падал на колени при каждом упоминании ее жениха? Чтобы умолял ее бросить Джо ради него?

– Он очень добрый. И очень меня поддерживает.

– Что ж, я рад. Завтракай не торопясь, я оставлю ключ. Когда запрешь за собой, брось его в почтовый ящик.

– Тебе что, вообще наплевать?

– Ясмин, – сказал он, – перестань. Я не собираюсь играть в игры.

– Какие еще игры? – Она вымученно улыбнулась. Ее затошнило.