В пятом классе, когда началась биология, Капуста пережил горькое разочарование. Оказалось, что насекомые не испытывают боли в привычном нам понимании. Он ещё пол-урока заваливал учительницу вопросами, какие из животных могут страдать, а какие – нет. Мы, его однокашники, внутренне подобрались. Уже тогда понимали, что он выискивает новую жертву.

В октябре на трудах девочек посадили за швейные машинки, а каждому мальчику выдали шило и заготовку ботинка, чтобы делать в ней дырки. Нам, конечно, интереснее было делать дырки друг в друге. С того урока все ребята ушли окровавленные. Наши портфели напоминали щиты греческих воинов, иззубренные и во многих местах пронзённые стрелами насквозь. Когда прозвенел звонок, Капуста не стал, как все, сдавать шило в ящик трудовику, а тихонько прикарманил его. Только на следующий день мы узнали, зачем.

В нашем кабинете в живом уголке жила сухопутная черепашка по кличке Тортилла. Она была скучная и почти всё время спала. Именно её Капуста и решил замучить, когда пытки жуков перестали приносить ему радость. На перемене он выкрал Тортиллу из аквариума, в котором она мирно дремала, убедился, что поблизости нет взрослых, и начал экзекуцию. Мы, невольные свидетели, замерли от ужаса. Не помню, чтобы я когда-то, до или после этого, чувствовал такой страх и омерзение к себе. Никто из мальчишек, и я тоже, не посмел вмешаться.

Сначала Капуста попытался гильотинировать черепаху крышкой парты. Такой трюк он частенько проворачивал с гусеницами. Но Тортилла сразу спрятала голову. Тогда он стал выковыривать её из панциря шилом.

Пока я убеждал себя, что проблемы черепахи – это не моё дело, в класс зашла Анюта. Это было воздушное создание с огромными белыми бантами и сияющими васильковыми глазами. Она единственная из нас училась на пятёрки, участвовала в школьной самодеятельности и даже носила пионерский галстук, хотя это перестало быть обязательным. Ни разу на моей памяти она ни с кем не подралась. При виде жуткой картины, которая разворачивалась в кабинете, лицо Анюты исказилось. – ТЫ! – завыла она не своим голосом. – ПАЛАЧ! ЖИВОДЁР!

Она налетела на Капусту, как фурия. Пальцами впилась ему в волосы, несколько раз пнула в живот и по ногам. Капуста с рёвом вскочил, пытаясь стряхнуть с себя девчонку, но Анюта, как разъярённая кошка, повисла у него на плечах, не переставая лягаться и царапаться. Наверное, она хотела лишить его зрения. Следы от её ногтей на толстой Капустовой роже остались ого-го какие! Когда он, наконец, смог отшвырнуть Анюту, она ударилась спиной о шкаф, но сразу вскочила. Ей было очень больно, я видел, как у неё тряслись губы, а она всё равно встала. Я никогда не видел ничего более потрясающего.

Капуста не привык, что ему кто-то противостоит, поэтому немного ошалел. Он покинул кабинет с позором, пятясь по стеночке, как огромная каракатица. В тот день его больше не видели в школе. Сморгнув слёзы, Анюта посадила черепаху в свой портфель, открыла учебник литературы и отважно сказала:

– Давайте готовиться, ребята. Сегодня сочинение.

В гневе она была прекрасна, как валькирия. Я сразу влюбился.

Потом, уже дома, я оцарапал руку гвоздиком, пообещал у зеркала, что больше никогда не буду жалким ничтожеством, и скрепил клятву кровью.

С того дня я стал провожать Анюту из школы. Она не возражала. Я всё боялся, что Капуста подстережет её после уроков, чтобы отомстить. Я был уверен, что он затаил злобу. Мне снились кошмары, в которых Капуста чем-нибудь острым выковыривал Анюту из форменного сарафанчика, как черепаху из панциря. Я просыпался, крича, на мокрой от слёз подушке. Со следующего урока труда я тоже украл шило. Много дней я носил его в портфеле, воображая, как воткну лезвие Капусте в глаз или под горло, если он нападет на нас.

Вскоре вся история дошла до учителей. На трудах нам запретили работать с шилом и вместо ботинок выдали ещё более унылые заготовки табуреток. Мать Капусты снова вызывали, и снова она плакала, комкая платок. Анютке понизили оценку за поведение, потому что она отказалась возвращать Тортиллу в живой уголок, а в её личном деле появилась позорная запись: «Украла общественную черепаху». Анюта восприняла это холодно и с некоторым презрением. Мы по-прежнему вместе ходили из школы, сооружали террариум и мечтали, как будем защищать Тортиллу от Капусты, если он попытается похитить бедное животное под покровом ночи.

Сейчас-то я понимаю, что, если бы он всерьез решил отомстить, то не ограничился бы черепахой. В конце концов, у Анюты есть младший брат.

* * *

Когда мы перешли в восьмой, случилась неприятная история. Молоденькая учительница английского, не знавшая повадок Капусты, попыталась призвать его к порядку, а он в неё плюнул. Бедняжка весь урок истерически плакала в туалете для педагогов. Наши девочки во главе с Анютой стучали в дверь и пытались ласковыми словами уговорить её выйти, но это не помогло. На следующий день учительница уволилась, а Капусту приговорили к занятиям с психологом.

Психолог был для нас зверем новым и экзотическим. Он завелся в школе недавно, пользы приносил мало, но и вреда никакого. Иногда он отменял уроки, чтобы провести какой-нибудь забавный тест, и на классных часах заставлял нас делать тупые вещи. Например, благодарить друг друга за то, что мы учимся вместе, или искать три общих черты со случайным однокашником. Помню, мне достался Петька Брыков. Мы совместно решили, что из общего у нас сопли в носу и ненависть к тренингам.

Я почувствовал обжигающую обиду, когда узнал, что из всего класса дополнительные занятия с психологом рекомендованы только мне и Капусте. Просто блеск! Вот я и оказался среди проблемных ребят, с которыми никто не хочет дружить, потому что они едят пластилин и бросаются на других детей с ножницами. А хуже всего было, что Капуста, который раньше и не помнил о моём существовании, стал меня замечать.

– Привет, хлюпик! – радостно кричал он мне, когда я заходил в кабинет психолога. – Тоха! Антон! Эй! Привет-приветик!

Так могло продолжаться до бесконечности. Я сдавался и здоровался в ответ.

Из-за того, что мы вместе посещали занятия, Капуста стал считать меня приятелем. Не то чтобы он умел искренне дружить, но всё-таки какую-то привязанность он ко мне испытывал. Периодически он даже обещал, что посвятит меня в свой главный секрет. Но, когда я спрашивал об этом, он жмурил глаза и загадочно говорил:

– Не время.

Наконец, «тот самый» день настал.

Все знали, что Капуста просто помешан на «Волшебнике Изумрудного города». Он