Шрифт:
Закладка:
– Это не просто рисунки, – однажды сказал мне Капуста. Я их правда вижу. Они приходили ко мне поиграть, когда я был маленький. И до сих пор приходят.
Шикарно. У него голоса в голове. Я мысленно добавил к его портрету ещё один штрих. Господи, позволь нам всем дожить до выпускного, чтобы жирный одноклассник не пырнул никого шилом.
– Не веришь, – понял Капуста. – Но я тебе докажу.
И он гадко захихикал.
Наверное, правильнее всего было бы пойти к психологу и рассказать, что Капуста совсем съехал с катушек, но я этого не сделал. Стыдно признаться, но мне стала нравиться эта ненормальная дружба. В тот год меня болезненно занимал образ слепого, бесцельного зла. Мне хотелось знать, как оно рождается, откуда берет исток, выбирает ли жертв случайно или придерживается системы. А Капуста представлял из себя удивительный экземпляр тупого, жестокого зла.
Летом между седьмым и восьмым классом мою маму насмерть сбил пьяный лихач, когда она шла с сумками из продуктового. Горе, слишком большое, чтобы его пережить, заполнило меня до краёв. Но, когда приходило время говорить о своих эмоциях, я чувствовал, что рот наполняется горьким ядом.
Стены кабинета психолога украшали потемневшие репродукции. Я помню «Незнакомку» и одного из врубелевских демонов: самого несчастного, изломанного, как выброшенная марионетка, с перекрученными суставами и тяжёлым синим взглядом. Когда меня спрашивали о матери, я смотрел сквозь психолога и видел только демона. Я всё не мог запомнить, как его зовут. Летящий? Падающий? Разбивающийся?
Точно. Поверженный.
Зато с Капустой я мог говорить до бесконечности. Его больной разум меня поражал, как, наверное, удивляет хирурга особенно чудовищная опухоль.
– Ты надежный парень, – сказал Капуста однажды. – Ты не выдал ничего из того, что я тебе говорил. Ты заслуживаешь, чтобы я объяснил.
Он достал из кармана осколок зелёного бутылочного стекла. Он подобрал его в незапамятные времена, еще до перевода к нам. Периодически он смотрел через него на мир и хихикал, как придурок.
– Я их вижу, когда смотрю через стёклышко, – Капуста понизил голос. – Они немножко не такие, как в книге, но всё равно очень славные.
– А мне можно посмотреть?
– Нельзя, – отрезал он. – Табу. Иначе будет нехорошо.
Больше всего в этом разговоре меня удивило, что Капуста знает слово «табу». Конечно, я не верил ему и спрашивал не всерьез, но запрет всё равно покоробил. Что же он видит, прислонив кусочек цветного стекла к глазам, если так блаженно улыбается? Я хотел стащить сокровище Капусты, когда представится случай, просто чтобы он побесился. Но возможность всё не появлялась.
Несмотря на еженедельные занятия с психологом, характер Капусты не улучшался. В декабре он так сильно избил Вадика Климова, что тому ещё неделю было больно мочиться, а математичке напихал в сумку червей. Где только взял их посреди зимы? Заговорили о переводе в коррекционную школу.
Моё приятельство с Капустой тревожило Анютку. Она преданно дожидалась меня после занятий у психолога, чтобы мы вместе могли пойти домой. Обычно она стояла под грибком на детской площадке и украдкой курила. Всучив мне свой портфель, Анюта заводила лекции о том, что такое хорошо и что такое плохо.
– Антон, у тебя тоже поедет крыша, если ты будешь дружить с такими людьми! – увещевала она.
Я покорно слушал, с нежностью глядя на её маленькие розовые ушки, стройные ножки в белых гольфах, стриженные под мальчика светлые волосы. Лет в четырнадцать она разочаровалась во всех взрослых разом и обрезала косы. Жалко. Ей шло. – Да ведь я знаю, что он скотина, – оправдывался я. – У меня научный интерес.
– Тебе научный интерес, а мне страшно!
– Ты считаешь, я становлюсь таким же, как Капуста?
– Нет же, Антон. Капуста просто злой. А ты как камешек, который застыл на краю обрыва. И качается туда-сюда, туда-сюда. Мне кажется, если тебя не удержать, ты полетишь вниз. – Не полечу, – обещал я.
И мы шли дальше, сумрачными аллеями, по хрустящему первому снегу. Ни разу наши разговоры не закончились тем, чего я бы хотел: объятиями и поцелуями. Почему я так и не поцеловал Анюту?
* * *
Когда мы заканчивали девятый, ужасная новость потрясла наш маленький город. Капуста убил человека. Жертвой стал старик, который возвращался домой с позднего дежурства и решил срезать путь через пустырь. Раньше там стояли бараки и жили цыгане, пока хибары не снесли. Мэр обещал возвести на их месте многоэтажки, но дальше фундаментов дело не зашло. На печальных кирпичных квадратах собирались нефоры, жгли костры и пили пиво. Вечерами местные выгуливали здесь собак. Но в тот день на пустыре никого не было.
Я не верю в удачные совпадения. Скорее всего, Капуста много дней приходил «на фундаменты» и ждал подходящую жертву. Он набросился на старика, придушил до потери сознания, а потом сделал с ним всё то, что обычно творил с животными. В конце он выпотрошил бумажник, чтобы милиция решила, будто это ограбление.
Капуста сделал всё быстро. К пятнадцати годам он стал сильный, как бык, но такой же тупой, поэтому оставил улики. Через неделю его арестовали.
Меня ужаснуло даже не убийство как таковое, а его вопиющая бессмысленность. Капусте не нужны были деньги. Мать и так обеспечивала его всем. Когда его забрала милиция, оказалось, он не потратил ни рубля из того, что взял. Капуста не знал жертву и не выслеживал её заранее. Мой толстый одноклассник совершил акт немотивированного зла, просто потому что мог, и вернулся домой есть суп. Убийство человека далось ему не сложнее, чем издевательства над майскими жуками.
Ходили разные дурацкие слухи, почему Капуста это сделал. Одни говорили, ему нужны были деньги на наркотики. Другие болтали, якобы, он стал психом, потому что его совратили в детстве. Кто-то считал, что мать плохо с ним обращалась, кто-то, наоборот, что в семье его распустили.
Мне казалось, я один всё понимал. Капуста убил, потому что родился злым, испорченным, гадким человеком. Он сделал это именно сейчас, потому что наконец стал достаточно силён, чтобы мучить не только животных, но и людей. Он выбрал пустырь, потому что там тихо, и пожилого врача, потому что со стариком справиться легче.
