Шрифт:
Закладка:
– Слыхал ли ты, парень, – спросил Медвежья Лапа, что в поселке девки пропадают? Вот уж второе полнолуние как. – Он чмокнул губами и сделал жест, будто губил кого-то мелкого.
Сырбушку прошиб холодный пот: колдун погиб как раз две луны назад! И нынешняя луна будет полной.
– Не будет толку. Пустое, – пренебрежительно сказал Ракита, вертя кость в поисках остатков мяса. – Зеленый он. Старый колдун все наперед знал, допреж нашего. А этот, вишь, только услыхал. Ха!
– Старого колдуна больше нет, – отрезал Медвежья Лапа. Чужого звать – беды не оберешься. Пусть парень себя покажет. – Ага, – подтвердил старый Секач, жуя мясо, – вот как сгинет, тогда и думать начнем, что делать дальше.
Несколько раз сглотнув, чтоб смочить слюной пересохший рот, ученик колдуна спросил:
– Ворота в те ночи запирали?
Ракита презрительно пожал плечами и сплюнул.
– Как всегда, – ответил Медвежья Лапа.
Сырбушка совсем растерялся под тяжкими взглядами и, не зная, что бы еще спросить, сказал:
– Я похожу тут пока, посмотрю.
– Как знаешь.
Они продолжили трапезу, а Сырбушка пошел мимо глинобитных хижин под тростниковыми крышами. Сельчане старательно делали вид, что не узнают его и даже не видят вовсе.
Поселок ничуть не изменился. Побродив без пользы, Сырбушка вышел на площадку, где женщины красили шерсть.
Он сразу узнал Козу. Длинноногая девчонка в старой рубашонке, которую не жаль надеть для грязной работы, вынимала из жбана пасму и вешала на сушильную жердь. Потом сказала что-то раздобревшей за три года Лосихе и направилась в промежуток между хижинами.
Сырбушка мигом подскочил туда и заступил дорогу.
– Коза!
Захваченная врасплох, та не сразу сообразила, что перед ней колдун, разговаривать с которым не положено.
– Сырбушка! – Девушка расцвела улыбкой и тут же прижала к губам алую от краски руку. Стало похоже, будто Коза пила кровь. Сырбушка засмотрелся и забыл, что хотел спросить.
За время разлуки подружка вытянулась и стала очень красивой. Волосы надо лбом в цветных брызгах были заплетены в косички, толщиной в стебель кувшинки, и украшены снизкой речного жемчуга. Значит, Коза уже прошла обряд наречения, стала взрослой, и ее можно брать в жены.
Девушка стрельнула глазами по сторонам и, убедившись, что никто их не видит, сказала застенчиво и лукаво, прикрывшись ладошкой:
– Я теперь не Коза. Я – Стая Маленьких Рыбок.
Новое прозвище шло ей.
«Интересно, имя также подходит?» – ревниво подумал Сырбушка. Обидно, что он никогда не узнает имени подружки, с которой они в детстве излазили всю округу и стали ближе брата с сестрой – ведь настоящее имя человека скрыто под прозвищами, как ядро ореха под шелухой, и часто даже мать не знает, как по-настоящему зовут взрослую дочь. Да и вообще, их с Козой жизни теперь побежали по разным дорожкам. Интересно, есть ли у нее дружок? Наверняка ведь она такая красивая…
По быстрым взглядам Стаи Маленьких Рыбок, Сырбушка понял, что ей тоже хочется о многом спросить. Но – увы! они теперь взрослые и должны подчиняться правилам.
– Кто из девчат пропал? – перешел к делу Сырбушка.
– Танцующая Бабочка. Ну, Свинка – ты же ее помнишь?
– Уй! Жалко, хорошая девчонка.
– Ага! – Стая Маленьких Рыбок шмыгнула носом и вытерла глаз о плечо, чтоб не измазаться краской. – И Метелка, Бобрихина дочка, на другую луну. Она теперь Весенний Ветерок. Была бы.
– Вы вместе прошли Наречение?
– Да.
– Как они пропали?
– Никак. Вечером легли спать, а утром постели пустые. Вначале Бабочка, потом – Ветерок. И следов не осталось. И никто не видел. Искали, искали их по всей округе – будто никогда их и не бывало.
– Ворота запирали?
– Как всегда, на три жердины.
– И ограда цела?
– А то!
– Ты боишься?
– Теперь уже не очень. Нас на ночь соберут в Большом доме, старухи будут охранять внутри, обережные песни петь, а мужчины – снаружи. Костры зажгут. Еще мы возьмемся за руки. Если исчезнем, то все разом.
Тут Стая Маленьких Рыбок охнула и вжалась в стенку. Кто-то прошел мимо по соседнему проходу.
– Прости, я лучше пойду, а то заметят.
Она склонила голову и метнулась прочь.
Сырбушка тоже пошел к себе на гору.
* * * Он тяжело поднимался по склону. Не потому, что подъем был крут – такая ерунда ему нипочем – а потому, что мысли давили к земле. Знакомые сороки молчали.
Перед Сырбушкой лежали два пути. Первый – уйти в леса, забыть себя, превратиться в бродячее дерево, слушать Голоса. Учитель говорил, что так и появился Первый Колдун. Но тогда людей было меньше. Теперь времена другие: рано или поздно его убьют – не свои, так чужие. Непонятный отшельник опасен – вдруг наведет порчу на племя. Второй путь – собственно путь колдуна. Оберечь людей. Выследить нечисть и зачаровать. Или уничтожить, если хватит сил.
Но беда в том, что Сырбушка никаким колдуном не был. В этом заключалась его позорная тайна.
Он прожил у старого колдуна три года, но тот ничему его не учил – гонял по хозяйству. Мальчик таскал хворост, ставил силки, ловил рыбу, готовил еду, латал одежду, подметал можжевеловым веником землянку. Нельзя сказать, чтобы такая жизнь ему не нравилась. Сырбушка любил лес больше, чем поселок.
Часто он ловил на себе пронзительный взгляд колдуна. Но старик так глядел на все вокруг. Иногда вдруг спрашивал странное: какие деревья растут возле поляны? Отвечай быстро! Кто всполошил сорок: человек или зверь, а если зверь, то какой? Ветер на реке дул по течению или против? Какую рыбу поймал первой? Или просил рассказать сон, а Сырбушке, как нарочно, перед этим снилось что-то удивительное. Или внезапно просто говорил: «Слушай!», и они замирали, прислушиваясь…к чему?
Некоторым полезным навыкам колдун парнишку все-таки обучил: видеть в темноте – острым совиным зрением, подкрадываться незамеченным, что полезно на охоте. Успокаивать пчел. А самым первым сообщил ему Огненное Слово, чтоб разводить костер хоть под самым сильным ливнем. Правда, перед этим мелкий тогда Сырбушка промок насквозь и намучился с впитавшими воду дровами.
Сырбушка полагал, что колдун начал бы учить его по-настоящему, дав имя. Но не успел. Парня до сих пор пробирает дрожь при воспоминании, как он проснулся в пустой землянке, сразу, как от тычка бесплотной руки, выскочил в ночь, не раздумывая, словно по наитию, пошел в нужную сторону и увидел колдуна. Тот полулежал, прислонясь к березе. Черная
